Эда приняли в студенческое общество имени Дунса Скота[5], как годом раньше — Фила. Впервые в истории колледжа этой чести удостоились двое братьев.
Они сидели в ресторане «У Люхова» на Четырнадцатой улице и ели венский шницель с тушеной капустой. Эд рассказывал о том, как умер его отец.
— За несколько дней до моего выпуска отец сидел на диване и вдруг ему стало плохо с сердцем. Я отвез его в больницу. Светофоры проскакивал не глядя. Отца придерживал рукой, чтобы он не падал вперед. — Эд показал Эйлин, как он это делал. — Точно так же я его возил домой после бара. А когда доехали, смотрю — он умер. Я его по щекам бил, несколько раз ударил. Потом взвалил на плечо и рысью в больницу.
Врачи подтвердили, что отца действительно больше нет. Эд сидел и плакал в больничном коридоре и только тут понял, что сорвал спину. Задыхаясь от боли и горя, он вдруг осознал, что на самом деле любил все то, что раньше, казалось, ненавидел, волоча отца на себе домой после пьянки: тяжесть навалившегося на него отцовского тела; его пьяный жар; щетину, которая колет шею; тихое невнятное бормотание; мерзкий сладковатый запах виски.
— Иногда что-нибудь чувствуешь, а объяснить невозможно, — сказал Эд. — Просто никто не поймет.
— Я знаю.
Эйлин ответила, думая о собственных родителях, и вдруг поняла, что примерно такое же чувство испытывает сейчас к Эду. Так хочется верить, что в книге времен останется запись о твоей любви.
— Больше ничего не говори, — сказала Эйлин.
Эйлин хотела купить будущему мужу роскошный свадебный подарок. Лучший друг ее отца, регулярно занимавший соседний с ним табурет в баре Хартнетта, куда отец переметнулся от Догерти, когда вновь начал ходить по барам, — друг этот еще и занимал должность вице-президента компании «Лонжин», ведающей продажами швейцарских часов «ЛеКультр» в Северной Америке. Эйлин за шестьсот долларов купила прототип новой модели, на красивом браслете из восемнадцатикаратного золота. В розничной продаже такие часы стоили бы две тысячи. Эйлин расплатилась в рассрочку, в три приема.
Она никак не могла придумать, какую надпись выгравировать. Хотелось передать свои чувства к Эду, на долгую память грядущим поколениям, но все, что приходило в голову, казалось уж слишком вычурным. В конце концов Эйлин решила просто написать его полное имя, надеясь, что он оценит своеобразную поэтичность в полном отсутствии украшательства и ощутит, с какой нежностью она называет по имени своего мужчину.
