Не менее замечательно и другое – дружеские отношения между братьями Ляпуновыми и Крыловым, завязавшиеся в благодатной теплостановской обстановке, сохранились навсегда.
Но счастливое, безмятежное, полное откровений детство в родных краях окончилось нежданно-негаданно.
«До 1872 г., – написал об этом позже Крылов, – отец не мог избавиться от крымско-кавказской лихорадки, которая мучила его недели по три каждую весну и каждую осень, причем кавказские приемы хины – порошком по водочной рюмке верхом в раз (около 60 гран) – мало помогали…
Московский доктор посоветовал отцу переменить климат и переехать на житье на юг Франции. Отец избрал Марсель».
В девять лет Алеше предстояло уйти в первое большое путешествие.
В Марсель. Во Францию.
Пока вместе с родителями, понятно, – с отцом Николаем Александровичем и матерью Софьей Викторовной.
Дальний путь и привлекал заманчивой неизвестностью, и настораживал ею юное сердце – раньше далее Казани, под крылышком бабушки по матери Марии Ивановны Ляпуновой, Алеше путешествовать не доводилось. А это ведь – в Марсель…
– Ничего, друг Алеша, не робей – так, стало быть, надо. – Отец дружески потрепал сына по плечу, отчего у Алеши чуть не брызнули навернувшиеся вдруг слезы.
Кое-как он справился с ними и кивнул отцу: ничего, мол, я не робею.
Слезы унял, а расставаться с родными местами было все-таки очень и очень грустно. С болотистой речкой, у которой никому не понятное имя – Киша, с семеновской степью в ковыльных зарослях, полной неизвестных шорохов, вскриков, запахов, с крестьянскими мальчишками-сверстниками, с которыми, в подражание Ивану Михайловичу Сеченову, пройден полный курс по изучению строения лягушки… Да что там – с отцом архимандритом Авраамием, если честно признаться, тоже очень жалко расставаться. Хоть и всамделишный поп, толоконный лоб, а все-таки он добрый дед… Ну как же! Собрались вот недавно все почтить приехавшего батюшку. Перед самым выносом на стол Алеша напичкал любимую архимандритом судачью голову черными тараканами. И ничего – только поахали да поохали, да сам благочинный, благословляя трапезу без главного блюда, по-старчески мелкомелко засмеялся, прихихикивая, тем озорство и обошлось. Если не считать, разумеется, запоздалого признания в свершении озорства. Молодой профессор Алексей Крылов открылся в содеянном на 90-летии бабушки. Просил ее рассудить по совести, меру наказания избрать с учетом срока давности. Кто-то из мудрых стариков, помнивших ту трапезу с черными тараканами в судачьей голове, сказал в ответ на чистосердечное покаяние:
