В воротах показался Мина, входить в загон не стал; вытянул шею, разглядывая девушку, сидящих рядом Авдотью и деда Микиту, — все еще надеялся, что караульные подняли напрасный переполох. Из-за его спины выглядывал тучный, кривоногий мурза Бурытай. Ничего так не пугало, как известие о черной смерти, от которой не было никакого спасения.
Взгляд монаха столкнулся с тусклыми, по-детски добрыми глазами деда Микиты; словно вспомнив что. он обратился к старику:
— Говори, колдун, неужто чума пристала?
Дед Микита пожал плечами, сказал:
— Да что, мой господине, сам видишь— смертные пятна. Стало быть, так…
— Когда поймали, не было у нее пятен.
— Эх, сердешный, — печально отвечал дед Микита, — может, и не было видно, а как обмерла, сморилась, хворь-то наружу полезла.
Монах судорожно сглотнул, липкий страх стал закрадываться в душу: что с того, что он не прикасался к девке; неумолимая эта болезнь — летучая, а по возвращении с озера его лошадь скакала рядом. Мина вытер рукавом вспотевший лоб.
— Ты уверен, колдун, что это черная смерть?
В вопросе его дед Микита услышал что-то угрожающее для девушки. «Не вздумали бы извести ее, лишить жизни», — встревожился он. Так часто делают с заболевшим чумой человеком, и это считается справедливым: надеются этим не дать распространиться болезни.
Он видел, что монах не спускает с него глаз, сказал, как можно спокойнее:
— Откуда вы ее взяли?
— С лешачьего болота привезли, — ответил Мина. — Знаешь такое?
— Вона что! — протянул дед Микита. — Как не знать, наслышан. — Старик подался вперед, сообщил, как будто доверяясь только ему, монаху; — Тогда не совсем уверен, мой господине. Как сказал ты, что с болота, подумалось мне другое. Есть еще болезнь, схожая с виду, называется болотной трясучкой. Все может быть. Попользую ее травками, посмотрим. Доверься мне, родимый.
Бурытай теребил монаха за рукав рясы — не все понял, что говорил дед Микита, — спрашивал настороженно:
— Что старик сказал? Что с девкой?
Последние слова деда несколько успокоили Мину: может, и нет чумы. Объяснил встревоженному Бурытаю.
— Колдун лечить будет. Говорит: не помрет девка — тогда не чума, а болотная трясучка, хворь лешачья. Такой в вашей степи не бывает. Подождать надо.
Мурза, не спуская замаслившихся глаз с девушки, сожалеюще зацокал:
— Ай, хороша девка! Ай, беда! Скажи колдуну, пусть быстро лечит. — И опять повторял — Ай, хороша уруска!
Монах угрюмо покосился на него: «Во как разобрало старого сквернеца. Не о деле думает, а…» Но тут же опомнился — подозрительный Бурытай мог по лицу прочесть, о чем подумаешь. Спросил почтительно:
