Однако слишком твердо стоял на земле Себастьян Бах. Признаками личности своей он, пожалуй, мало схож с вождем религиозной реформации Мартином Лютером. Тот, будучи в Вартбурге, бросил чернильницу в черта, "явившегося" к нему, чтобы помешать переводу Библии на немецкий язык. Баху были далеки видения и призраки. И единственный раз в жизни - факт, известный биографам, - не в черта-искусителя, а в органиста церкви св. Фомы господина Гернера он запустил сорванным со своей головы париком, когда тот что-то напутал в партии органа во время исполнения кантаты...
Объяснение "феномена Баха" его близостью мистике не достигает цели. Возникают новые направления в психологических науках, которые ведут изучение личности, исходя из осмысления признаков личности здоровой (например, теория американского ученого А. Маслоу).
Отнюдь не все устанавливаемые психологами черты "здоровья личности" относимы к Баху. Его натура, по-видимому, не была лишена некоторых частных отклонений от нормы. Но _господствовали_ признаки, характеризующие цельность здоровой личности. Это очевидно.
Он исходил в своем творчестве и своих действиях из постоянных представлений о неизменном идеале. Он не чувствовал невротической вины или тревоги из-за неспособности изменить мир; он верил в торжество гармонии в мире; строил свое музыкальное мировоззрение прочно, на века. Его череп вмещал воистину безбрежность мелодических форм. Творец Бах подобен Демиургу в искусстве. Он не испытывал неуверенности в творчестве. Он знал степень своего всевластного умения и не таил в себе зависти по отношению к более преуспевающим в жизни композиторам и музыкантам. Он не переставал учиться у каждого, кто мог чему-то научить в музыке, и в юности, и в зрелые годы. Он впитал в себя музыку композиторов стран Европы и не считал, что его престиж подрывают заимствования с радикальной переработкой чужого материала. Баху чужда была агрессивность лидера в искусстве.
Бах ставил перед собой все новые и новые трудные цели и достигал их как художник; при этом процесс создания был ему более дорог и приятен, чем похвалы или успех после исполнения сочинений. Как мало значили для него как художника дворцовые триумфы, мишура почестей! И звание придворного королевского композитора ему нужно было только для обретения возможности создавать "урегулированную музыку". Произведения могли лежать в партитурах и нотах "молчащей музыкой", но они были сотворены. И само сознание творца объективных ценностей в мире человеческой духовной культуры удовлетворяло этого скромного гения, великого упрямца, убежденного в гармоничности своих актов творения.
