— Это страшно интересно, — попробовал вмешаться в монолог Уланова Баранов, — но мне бы хотелось услышать от Вас какую-то информацию, которая помогла бы мне как-то разобраться с убийством Перминовой…
— А я Вам что рассказываю? Я помогаю Вам нарисовать ее психологический портрет! Еще она была очень находчивым человеком. Как-то на гастролях, она играла в одной пьесе женщину-руководителя. И вот, во время спектакля, на сцене появляется пьяный "монт"…
— Пьяный кто?
— Простите, монтировщик. Ну, рабочий, который монтирует декорации. Они всегда, почему-то, пьяные. Так вот, выходит в стельку пьяный "монт" на сцену, подходит к Алле и спрашивает: "Ну, как, все нормально?". Зал замирает. Перминова моментально сориентировалась и выдала импровизацию: "Витя, ты почему в таком затрапезном виде? Мне же к семи будет нужна машина!". "Монт" пришел в себя, увидел зрителей, и выдал такой вот текст: "Ё-моё! К семи не могу, мне к шести надо в министерство!".
Майор откровенно загрустил: до конца перерыва оставалось три минуты. И тут Уланов неожиданно задал вопрос:
— Вы знаете, что такое в экономическом отношении для актера телевизионный сериал?
— Нет, — чистосердечно признался Баранов и внутренне собрался: было похоже, что наконец-то он услышит что-то серьезное.
— Если речь идет о сериале формата пятьдесят две минуты (бывают и двадцатишестиминутные), то при числе серий, скажем, двадцать, актриса калибра Перминовой, при условии исполнения главной роли, может заработать шестизначную сумму. В долларах!
— Так много?
— Считайте сами: полторы тысячи за один съемочный час, до пяти часов на серию, а серий двадцать! Что получается? Получается сто пятьдесят тысяч долларов.
— И что?
— Ничего. Просто сейчас Бормотухин готовится снимать фильм по "Декамерону", и серий там будет не двадцать, а гораздо больше. Он до последнего не мог выбрать между Перминовой и Мурашовой… Ой, я опоздал!
С этими словами Владимир Уланов опрометью выбежал из гримерки, оставив Баранова в тягостном раздумье, которое только углубилось, когда, уходя, он попрощался с вахтершей тетей Машей и неожиданно услышал:
— Милок, говорят, о мертвых нельзя ничего плохого говорить, да про Аллочку и не скажешь: нечего! Но и стыдное про них говорить нехорошо. Знаешь, после смерти бельем грязным трясти… Но убийцу-то изловить-то надо? Скажу тебе, чего никому другому никогда не говорила. Мы, вахтеры, тако-ое про людей иногда знаем! Этот, циркач-то, который с Аллочкой жил, от нее налево бегал к Эллке Мурашовой!
