— Неизвестный позвонил без десяти двенадцать. Валентина Федоровна, разумеется, раньше этого голоса не слышала. Мне обещали, что несколько позже предоставят запись разговора. Содержание вы знаете. Звонивший говорил без акцента, но некие оттенки интонации позволяют предположить, что он имеет, или имел отношение к блатному миру.
— Или хочет создать у нас такое впечатление, — многозначительно поднял указательный палец Базарджян.
— … Или хочет создать у нас такое впечатление, — согласно кивнув, повторил за Аликом Быков. — Я, Климент Степанович, — обратился он к полковнику, — от Вашего имени, извините, что без разрешения, сделал на всякий случай запрос по поводу украденного мобильного телефона. — Козлов благожелательно кивнул головой. — Он отобран у школьника на Новогиреевской улице 2 дня назад. Описание грабителей имеется. — У меня все!
В этом был весь Лешка, всегда все делавший капитально: прекрасно понимая, что уличные грабители никакого отношения к похищению Гусева не имели и иметь не могли, он, тем не менее, озаботился получением словесных портретов дешевых потрошителей школяров — чтобы не оставлять белых пятен.
— Спасибо, Алексей Фомич. Поплавский!
— У нас, товарищ полковник, результатов нет никаких.
— Так уж никаких?
— Никаких, Климент Степанович. Из людей, входящих в круг наших интересов, он до обеда встречался только с коллегами Перминовой — с утра в театре была репетиция, и он туда подъехал к десяти. После этого занимался другим делом, по которому у него никто под замком не сидел. Куда он поехал после обеда — не известно: о своих планах он никому не рассказывал, а записей не осталось.
— Погодите-ка, — встрепенулся вдруг Баранов. — Я вас, товарищ полковник, в заблуждение ввел, когда рассказывал, о чем мы с Михаилом вчера разговаривали. Кроме галош, он еще говорил что-то о том, что мы как каскадеры, случается, без страховки работаем, и, когда ошибаемся, бывает больно, если не насмерть.
— Какие еще галоши? — выпучил агатовые глаза Алик. — Не пойму, да! Причем здесь очередная Мишкина х?хмочка?
Козлов махнул на него рукой, (этот жест обычно заменял его любимое словечко "Нишкни!", которое, в переводе на современный литературный язык, означало неприемлемо грубое "Заткнись!) и строго попенял:
— Не хорошо, майор, начальство в заблуждение, как говорится, вводить! Не факт, что это простой, значить, треп. Там у него, осмелюсь напомнить, по делу об артистке каскадер проходил! Может, пустяк, а может — зацепочка… В том сканворде, который нам предстоит за три дня разгадать, любая ерундовина может оказаться важной. Ладно, докладывай, что нарыл"!
