— Да вы держите меня здесь совершенно незаконно! Нет никаких оснований для продления пребывания под стражей — мне ли не знать! Адвокат собирается поднять такой кипеж — мало не покажется! Но, наверно, я зря разорался: Вы ведь пришли меня освободить?
— Увы, нет. Пока — только познакомиться.
— Для знакомства есть другое время. Отказываюсь с Вами разговаривать, майор, и требую отвести меня в камеру. Я свои права знаю!
— А я и не заставляю Вас разговаривать, коли не хотите. А вот выслушать, рекомендую. Тем более что только от Вас зависит, продолжим мы потом разговор, или нет.
Арефьев насторожил уши и снова нервно провел языком по губам.
— Хочу обратить Ваше внимание на три тезиса. Первый: лично я глубоко убеждена в Вашей виновности и целесообразности содержания Вас под стражей. Второй: от меня одной практически, — она выделила это слово интонационно, — зависит продолжение Вашего пребывания здесь, поскольку я принимаю решение о его необходимости и от моего умения убеждать зависит решение и следователя, и прокурора. Наконец, третий: в первую очередь со мною они будут советоваться, когда Ваш адвокат настрочит очередную жалобу. Все это Вам понятно?
Свои тезисы Овечкина излагала ледяным безжизненным тоном, сверля своего визави не предвещавшим ничего хорошего взглядом. Кое-чего она добилась: наглости в нем ощутимо поубавилось, но упрямо выдвинутся вперед челюсть показывала, что пока не найдены прямые улики, он твердо намерен играть роль невинной жертвы милицейско-прокурорского произвола.
— Теперь, перед тем, как Вы примете решение остаться здесь еще ненадолго или вернуться в камеру, я должна сказать, что мое руководство просило меня, принимая дела, еще раз подумать о мере пресечения и завтра доложить свои соображения.
Завершив этот образчик милицейского красноречия, майор приложила палец к губам, затем раскрытой ладошкой левой руки сделала жест, означающий "подожди минутку" и предложила вниманию выпучившего глаза Арефьева лист бумаги, на котором было выведено "$ 15000". У того отвалилась челюсть. Когда в маленьких глазка экс-замдиректора засветилось понимание, Лида еще раз приложила палец к губам. В ответ на ее последний жест, Арефьев небрежно махнул рукой: мол, про эти штучки я знаю побольше твоего". Вообще в нем произошла разительная перемена: спина выпрямилась, морда — с тюремных-то харчей! — залоснилась, а на Овечкину он начал смотреть если не начальственно, то, самое малое, как на ровню.
