Порой, видя себя в зеркале голым, я испытываю жалость к собственному телу. Сколько же ему довелось пережить, сколько выпало на его долю трудов и усилий. Но тут жалость относится не ко мне, а к моей плоти. Или к бренности вообще. Сейчас жалость относилась к телу Ирены. Она обнимала меня руками за шею, слабая, увядшая, обнимала с таким доверием, с безмолвной просьбой о помощи. И все-таки меня злило, что она не предложила мне остаться подольше.
10
За завтраком Ирена рассказала мне о своих планах на день. Нужно сделать укол старику. Она с молодыми людьми собиралась печь хлеб; четверг – день выпечки хлеба. Она не предложила отвезти меня в Рок-Харбор, а я не попросил ее об этом. Когда я провожал ее к джипу, она сказала:
– Вернусь в то же время, что и вчера. Надеюсь, буду чувствовать себя лучше. Ты приготовишь поесть?
Я вновь сел на скамейку под навесом. В отличие от двух предыдущих дней, пригревало солнце, я не мерз, и одеяло мне не понадобилось. У меня снова возникло чувство, будто время замерло и я вместе с ним.
Надо было решать. Следовало дозвониться до офиса. Передать дела. Хорошая юридическая фирма работает как отлаженный механизм, где каждое колесико начинает крутиться в положенный момент, а если оно ломается, то вместо него срабатывает другое. Я долго мнил себя приводным ремнем, без которого механизм еще некоторое время действует, но потом начинает скрежетать, давать сбои и наконец останавливается. Но в нашем механизме нет приводного ремня, есть только колесики, и даже большое колесо при необходимости подлежит замене, будь то другим большим колесом или двумя маленькими. Если я буду долго отсутствовать, работа офиса не прекратится. Но нельзя просто исчезнуть. Если ведущий адвокат перестанет делать вид, будто он незаменим, то остальные тоже почувствуют свою необязательность и утратят мотивацию.
Вообще, было бы правильно, чтобы каждый работающий человек сам определял срок, когда он хочет перестать работать. С этого момента общество должно платить ему на протяжении трех лет столько, сколько ему потребуется для достойной, приятной жизни. Но потом он должен уйти из жизни, выбрав способ ухода по своему усмотрению. Если человек захочет перестать работать в двадцать шесть лет, чтобы сделать последние годы молодости последними годами жизни и полностью насладиться ими, пусть бросает работать в двадцать шесть, а кто не хочет бросать, пусть продолжает работать сколько угодно, но с риском состариться на работе и уже не суметь насладиться последними тремя годами свободы.
