Многозначительная пауза держалась, казалось, целую бесконечность. Не дождавшись, пока кто-нибудь ее прервет, Леший продолжил:
– Какая-то боевая группа связалась со своей базой и рапортовала о выполнении задания.
Вот теперь на лице у Ржавого было действительно удивление.
– Мы пытались с ними связаться, но или передатчик не тянет, или они просто отключились… Но циферки частоты я списал, пока этот оболтус настройку не сбил, – Леший кивнул на Гришу и протянул тезке клочок бумаги. – Мосты в городе все разрушены, поэтому, сам понимаешь, обзорную экскурсию пришлось отложить. Ну, что скажешь?
Ржавый покрутил бумажку и, щурясь, попытался рассмотреть накарябанные карандашом каракули.
– Ну и почерк у тебя…
– Извини, последний раз писал лет двадцать назад – рапорт на увольнение.
Бывший полицейский хмыкнул.
– Вы ж настройки, до того как рация ожила, не трогали? – он строго посмотрел на Гришу и, получив испуганное отрицание, продолжил: – Это частота полицейская. Странно, что рация вообще заработала. У меня с ней и в мирное время проблемы были.
– Ну, вот как-то так. Хотелось бы повторить, и чтобы это был полноценный диалог, а не радиопередача по заявкам тружеников села. Может, какой усилитель присобачить?
– Это невозможно. Даже если с базовой станции – это максимум два десятка километров, и то – при условии, что ландшафт местности позволит. А тут полсотни верст. Не…
– Может, можно что-то придумать?
– Можно. Антенну поднять повыше.
– Насколько?
– Метров на сто.
Леший почесал стриженый затылок.
– Здание метров двадцать, да еще антенну мы задерем, скажем, на десяток… нет, все равно мало.
– Можно, конечно, пару промежуточных станций, тогда хватит.
– А у тебя есть эта пара промежуточных станций? То-то. Ладно, придумаем что-нибудь. А у вас что случилось? Рассказывай.
– А у нас было весело. Михей отлежался и – не сидится же ему на жопе прямо! – пошел по городу порыскать. Ну и нарвался на улице Бугаева сразу на двух медуз. Удирал от них до самого периметра, а тут мы их встретили. В одну из арбалета попали. Она рванула, и вторую об стену ОВД так шандарахнуло, что та щупальцами поерзала чуток да затихла. Висит над землей, как привидение, ветерком колышется. Хотели ее расстрелять с безопасного расстояния, так Артемьич чуть ли не собой ее прикрыл. Все вопил, как полоумный: «Не дам, это ж “Нобелевка”!»… В общем, зацепил ее багром и, как с шариком, пошел.
– И где она?
– Хотел ее в морг для вскрытия утащить – я не дал. Ведь если рванет, разнесет все убежище. Так они с эскулапом посреди поля стол поставили, и весь вечер в ней колупались. Так она и лежит сейчас там… доктор в убежище пошел, а учитель еще сидит. Записывает что-то и бормочет под нос, все какого-то Лемура поминает. Я уже волнуюсь, не рехнулся бы старик…
