— Ну, дает! 24 метра в секунду… Общая метель, и вообще…
— Содом и геморрой, — закончил за него Зингер. — Поздравляю с успешным выполнением задания и началом зимы! Ты еще раз покрыл неувядаемой славой знамена нашей полярной службы!
Определенно мы оказались в осаде наступившей зимы. Тем не менее вокруг нашего жилья в снегу сохранились галереи, в которых хранились запасы продовольствия и топлива, а вот туалет… Поначалу эта недостойная тема как–то не занимала нас, но ближе к полудню кто–то заявил:
— Кажется, мне придется вылезать, причем скоро…
— Возможно, я составлю тебе компанию, — с деланным безразличием откликнулся второй.
— Мне–то, вообще, не нужно… Но раз люди идут, можно и заодно, авансом, — мотивировал свое решение третий.
Как и положено командиру, Зингер возглавил эту отчаянную вылазку, предварительно связав ее участников веревкой.
Впечатляющим выглядело возвращение всей оравы, когда заляпанные снегом люди возникали в дверном проеме один за другим, путаясь в веревке, одновременно не рискуя выпустить из рук наиболее ответственные детали одежды. Выражались они при этом в духе папаши Бени Крика, которого, как известно, одесские биндюжники считали грубияном. Теперь читателю понятна роль окружающей среды в выполнении таких элементарных нужд, кои в условиях Большой земли просто не достойны упоминания в силу своей низменности. А у нас, видите ли, уже проблема, от которой не уйти! Кстати, в полярной литературе описаны случаи исчезновения людей именно в подобной ситуации. (Например, в «Гостеприимной Арктике» В. Стефаннсона.)
На следующий день Арктика выдохлась в своих кознях: ветер прекратился, а с ним и метель, установилась вполне приличная видимость. Используя установившуюся погоду, я выставил вдоль теодолитного хода десятки дополнительных вех: так возникла «трасса жизни», теперь с нее не сбиться в самую гнусную погоду, чем и ограничились мои достижения на ледоразделе.
Погода на исходе августа позволила направить к нам 29 августа трактор с грузом угля, провианта и, само собой, с почтой и посылками. К нам это транспорт добрался лишь 2 сентября, высадив по дороге Энгельгардта и Дебабова для перебуривания вытаивавших снегомерных вех и замеров на них. Приехавшие, поделившись новостями, объяснили отъезд Ружицкого на Большую землю последними административными веяниями, причем далеко не фатальными. Определенно в сентябре наблюдалась активизация научной деятельности.
Нашу активность прервала очередная серия термоядерных испытаний, наподобие тех, что проходили год назад, но подольше и поинтенсивней. Первый же взрыв вызвал, детонацию отборного мата, и было от чего: снова перерыв в наблюдениях, опять переход от изматывающего напряжения к развращающему безделью, чем я воспользовался для камерального дешифрирования. Сразу получил картину оледенения далеко за пределами бассейна ледника Шокальского, многое стало понятно, еще больше вопросов возникло на будущее, причем кардинального плана. Остается главная проблема: почему ледник Шокальского не отступает, тогда как все оледенение Новой Земли вместе с остальной Арктикой катится в тартарары? Определенно анализ аэрофотосъемки позволит ответить на этот вопрос, хотя бы частично. Даже беглый просмотр показал совершенно отчетливые признаки асимметрии оледенения на пространстве от Баренцева моря к Карскому, но как бы их выразить в ближайшем будущем на количественной основе?
