С прибытием «Ермака» 6 ноября проблема снабжения Выходного успешно решена, и затем суда, вытянувшись кильватерной колонной, ушли в пролив, чтобы приступить к обмену грузов и пассажиров. Для этого они прижались бортами друг к другу, причем самый маленький «Седов» оказался зажатым в середине и теперь производил впечатление кранца между своими более внушительными по размерам соседями. Оказалось, что почти за месяц плавания мы сдружились с экипажем «Зои Космодемьянской», и расставаться с ним теперь непросто. Тем не менее предстоит перебираться на «Ермак», а это, даже с нашим небольшим грузом, сложно, прежде всего из–за конструкции этого легендарного судна, определившего историю нашей Арктики в XX веке. Адмирал С. О. Макаров, создатель этого корабля, заимствовал конструкцию корпуса у броненосцев начала XX века. В результате трап–сходня, переброшенная с палубы малышки «Седова» на высоченный борт «Ермака», мало того, что заставляет нас карабкаться куда–то вверх, но частично, из–за выпуклого борта, повисает над пространством открытой воды с кусками льда. Преодолеваем это препятствие и уже с палубы «Ермака» машем знакомым ребятам из экипажа «Зои». И все это под грандиозным полярным сиянием, повисшим над нашими головами, наверное, поперек всей Новой Земли. Такого в Москве не увидишь ни в Большом театре, ни на Красной площади по самому большому блату — в полном смысле зрелище для избранных, совсем не для театральных московских снобов!
В первый момент помещения «Ермака» поражают гигантскими размерами, начиная от матросских кубриков на десятки персон, и кончая гальюнами с обилием посадочных мест. Тем не менее пассажирских мест, как и на любом ледоколе, здесь не предусмотрено, и поэтому нас размещают в бывшей судовой церкви (теперь это красный уголок), о чем свидетельствуют очертания сохранившегося алтаря. Тесновато, и для сна я устраиваюсь на столе, а кто–то даже под столом. Какие, однако, мелочи накануне возвращения на материк…
С рассветом прощаемся с Маточкиным Шаром, Новой Землей и с остальными судами. «Ермак» вспарывает молодой лед как нож масло, а в канале за нами идут «Зоя» и «Седов», как в настоящем караване. Знакомые места в низком солнечном освещении при ясной погоде выглядят совсем иначе, чем при первом знакомстве, в полном смысле обретая праздничный вид. У Столбового «Зоя» разворачивается уже на чистой воде, направляясь к месту очередной выгрузки, соблюдая традиционное прощание гудками.
