Он отмахнулся:
─ Без проблем. Наверняка, мы с принцессой просто усядемся здесь и будем реветь под «Дневник памяти». Только вот уверен по совсем, совсем разным причинам.
Помимо поцелуев, объятий и напутственных инструкций, Джорджу понадобилось пятнадцать минут, чтобы вышвырнуть нас из квартиры.
***
Однако мы пошли не в ресторан за углом. Судя по всему, Джордж произвел настолько благоприятное впечатление, что Макс в последнюю минуту забронировал для нас столик в маленьком итальянском ресторанчике в нескольких милях от нашего дома. Я нервничала, находясь вдали от Анны, хотя на это не было причин, но в то же время чувствовала предвкушение.
Мы шли на свидание, только вдвоем, а сердце все еще стучит, как заведенное.
Пока Макс вел машину, я рассматривала его со стороны: свет уличных фонарей подчеркивал полноту его губ, гладко выбритый подбородок, и я вспомнила о нашем первом настоящем свидании ─ это же было оно? ─ когда он повел меня в ресторан «Царица Савская», и я не могла оторвать глаз от его рта. Все еще не могу.
Пресса уже не следовала за ним по пятам, как раньше, однако с рождением Анны увеличился спрос на фотки Горячего Папочки Макса Стеллы на Шестой Странице и всевозможные сплетни на интернет-сайтах. Не могу сказать, что винила их за это, и неважно как сильно была возмущена, когда эти писаки напугали меня в первый раз.
Я закрыла глаза, чувствуя, как сердце сдавило в тиски при воспоминании о нашей первой ночи после выхода фотографий в газете, которые заставили меня думать, будто он изменил мне. Он закатил вечеринку и после того как игнорировал меня всю неделю, я пришла, наконец-то готовая к разговору. Но все было не так просто, как я того ожидала ─ ему на самом деле было больно ─ за что я пару раз извинилась.
Я вспомнила маленькую, скупую улыбку, появившуюся на лице Макса следующим утром, когда мы проснулись вместе; он передал мне в руки последнюю частичку своего сердца.
Вспомнила, как сжалось мое сердце, увидев его таким, и что скрывать ─ было больно. Он боялся впустить меня обратно в свою жизнь, и в абсолютно непорочном свете утренних лучей, когда мы оба были потные и уставшие, не было ни единого шанса скрыть наши сущности, занявшись любовью или обнажить души в объективе фотоаппарата. Он смотрел на меня откровенно, подавленно и в тот момент мир принадлежал лишь нам двоим.
─ Останься, ─ сказал он, наклонившись, посасывая мою кожу прямо под ушком. ─ Останься со мной. Это изумительно, Лепесточек. Мы. Настолько прекрасно, что если ты снова сбежишь, я погибну.
