И он удушил меня подушкой на той постели, потому что я была его жена, а ему наврали, будто я ему изменила с лейтенантом.
Мистер Шекспир сочинил для этой сцены бесподобную песенку[66], пока мы делали то, что, я так и знала, мы будем делать после удушенья.
Там что-то насчет ивы, в той песенке.
От этого, да мало ль от чего еще, у меня даже слезы выступали на глаза, я помню.
А потом я была Клеопатра, Египтянка, и якобы со змеей.
(Тут я не вижу особой связи с нашей кошкой.) И пришлось мне ту змею называть моим младенцем.
Пришлось ее уговаривать, чтоб сосала меня до тех пор, пока помру.
А еще в другой раз мистер Шекспир был Антиох, или еще как-то, король, одним словом, Антиохии, а я была его дочь; а еще я была сразу три дочки, а он был старый британский король, по имени Лир…
Но уж про них-то чего рассказывать.
Хватит.
И даже чересчур!
Глава двадцать четвертая
Корзиночка под крышкой
Если что, если вам это показалось чересчур, вот вам лекарство.
Сладенькое, для ублаготворенья ума и сердца.
Вот вам мой рецепт бесподобного пудинга.
Корзиночка под крышкой
(Старинное уорикширское блюдо)
Слегка подогрейте на огне две пинты пахты.
Вылейте в посуду и поднесите к корове.
Надоите туда примерно с пинту молока, только сычужка сперва добавить не забудьте.
Дайте отстояться, потом снимите творог, поместите в сито, жмите и давите, пока творог не станет совсем твердый.
Добавьте сахару и мускатного ореху, взбейте сливок, к ним добавьте тоже толченого мускатного ореху с сахаром и все смешайте с творогом.
Блюдо, известно, можно прекрасно приготовить и с молоком не прямо из-под коровки, однако, по моему опыту, сразу как подоишь, крышка куда как лучше получается.
Это, чего уж говорить, был любимый пудинг мистера Шекспира.
Глава двадцать пятая
К случаю
Несметные богатства в малом месте[67]…
Так мой супруг мистер Шекспир описал то, чего мы сподобились.
— Несметные богатства в малом месте, — он сказал, и даже равнодушно как-то, а сам стоял спиной к окну, смотрел, как я лежу в постели, и белую трубочку свою посасывал.
Я и сама бы лучше тут не выразилась, ей-богу.
А ведь не то чтоб это собственное его выраженье было.
Я-то думала — его.
Ан оказалось — нет.
Раз привела я эти слова, так, к разговору, а речь-то шла, известно, про все невинное, и тут моя ученая дочь Сусанна меня и просветила, что это взято из творчества другого драмодела, соперника его.
Одного молодого человека, Кристофера Марло, сына кентерберийского сапожника.
Ужасный был афей, Сусанна говорит. И тоже, люди говорят, мальчиков любил, и табачок.
