Потом почему-то стала плакать, когда ее снимали с печки. Поднимет рев, и слова от нее не добьешься. А оказалось, девочку мучил нарыв под мышкой… Говорить еще не умела. Да и умела бы — все равно не сказала, где болит. Она и подросши немного, осталась молчуньей.
Только в три годика бросила грудь. Еле-еле Дзыцца отвадила. И поздно пошла. А говорить — совсем не говорила. Мы уж стали бояться: может, немая уродилась?
Но соседка Кыжмыда успокоила:
«Подождите, еще заговорит — не остановите!»
Так и получилось. Теперь слова никому не даст сказать. Вот что вышло из молчуньи!
Мы ей все прощали — младшая. Сделаем Бади что-нибудь хорошее и сами радуемся. И конечно, знаем, что и Дзыцца будет приятно. Даже хвастались перед Дзыцца, когда кто-либо из нас подарит сестренке игрушку.
Однажды мы с Дзыцца пропалывали колхозную кукурузу, я шел впереди, в самой гуще сорняков, и вдруг прямо у меня из-под ног выскочил зайчонок. Выскочил и притаился в нескольких шагах. Сидит, прижал дрожащие уши… Мне ничего не стоило его поймать! Я побежал показать Дзыцца: смотри, какой маленький, как перепугался!
«Отпусти, — сказала Дзыцца, — его мать будет искать и не найдет».
Я пообещал завтра утром отнести на то же место, а пока пусть он у нас побудет.
Радости Бади и Дунетхан не было конца! Носили его на руках, кормили травой, хлебными крошками, давали молока, только зайчонок ни к чему не притронулся.
Бади и на ночь уложила его рядом с собой. А утром мы нашли зайчонка мертвым. Как Бади плакала! Я тоже очень жалел. Послушался бы Дзыцца, зайчонок был бы жив, прыгал бы на воле… Дунетхан и Бади выкопали в огороде маленькую ямку и похоронили зайчонка. Сделали над ним холмик, обложили камешками.
Они обе жалостливые, мягкосердечные. В прошлом году птенец ласточки выпал из гнезда и убился. Они его подобрали и тоже вот так похоронили…
…Дзыцца пела, сидя возле окна. Она шила мне новые чувяки. Я тихонько примостился с книгой в углу. Читал и слушал, как Дзыцца поет. Уже темно было читать, когда она дошила чувяки и допела свою песню.
— На-ка обуй, — сказала Дзыцца. И бросила мне под ноги готовые чувяки.
Я стал натягивать на левую ногу.
— Надо сперва на какую? — напомнила Дзыцца, легонько шлепнув меня по затылку.
Всякий раз забываю, что новую обувь примеряют на правую ногу. Сколько раз Дзыцца мне говорила! А я никак не запомню.
Я сунул правую ногу и потянул за задник.
— Не налезает!
— А ты сильней потяни! Новый всегда туго надевается.
