Глаза Дэнди сияли, мы обе охрипли от крика.
– Разве он не чудо? – спросила она меня.
– И лошадь тоже! – ответила я.
Для меня – это было лучшим в представлении. Но при виде Роберта Гауера, изображавшего Ричарда Львиное Сердце, отправлявшегося на войну на жеребце в сопровождении маленьких пони, Дэнди чуть не расплакалась. Потом показали Саладдина на огромном черном коне, в котором я в жизни бы не признала того же жеребца. Потом Ричард Львиное Сердце проехал парадом, а на спину коня была наброшена великолепная золотая попона. Из-под нее торчали только его черные ноги – они могли бы его выдать, пожелай кто присмотреться.
– Как чудесно, – вздохнула Дэнди, когда все закончилось.
Я кивнула. Я не могла найти слов.
Мы остались на своих местах. Не уверена, что у меня не подогнулись бы колени, если бы мы встали. Я поймала себя на том, что смотрю во все глаза на грязный кусок земли у подножия холма и снова вижу стучащие копыта и слышу звон бубенцов на упряжи пони.
Объездка и обучение пони для детей сразу показались мне унылыми и скучными, как обычная женская работа по дому. Я и подумать не могла, что лошади могут такое! Мне не приходило в голову, что они настолько поддаются дрессировке. А сколько на этом можно заработать! Даже в мечтательном ослеплении можно было разумно предположить, что шесть рабочих лошадей обходятся дорого, да и сияющая чистота Роберта и Джека не даром дается. Но когда Роберт закрыл ворота за последним зрителем и подошел к нам, помахивая кошелем, в нем брякало немало пенни. Судя по тому, как Роберт нес кошель, тот был увесистым.
– Понравилось? – спросил Роберт.
Дэнди широко ему улыбнулась.
– Чудесно, – сказала она, нисколько не преувеличивая. – Самое чудесное, что я видела в жизни.
Он кивнул и вопросительно поднял бровь, глядя на меня.
– Жеребец правда умеет считать? – спросила я. – Как вы его выучили цифрам? А читать он тоже умеет?
Роберт Гауер на мгновение погрузился в свои мысли.
– Читать… Мне это как-то не приходило в голову, – задумчиво сказал он. – А ведь можно было бы сделать, чтобы он, к примеру, передавал послания…
Тут он вспомнил о нашем существовании.
– Я слышал, ты хотела прокатиться.
Я кивнула. Впервые в жизни, полной воровства, обмана и крика, я смутилась.
– Если он будет не против… – сказала я.
– Да он же просто конь, – сказал Роберт Гауер, сунул два пальца в рот и свистнул.
Жеребец, все еще выкрашенный в черный цвет, выбежал из-за щита в одной уздечке, послушный, как собака.
