Господин главный советник! Его святейшество собирается издать постановление, где будет сказано, что подданные монархов-еретиков имеют законное право не подчиняться своим суверенам. Если их неповиновение перейдет в вооруженный мятеж, то грехом оный считаться не будет.
Сесил откинулся на спинку кресла и перечитал письмо, проверяя, не сделал ли ошибки при двойном переводе: вначале с шифра на латынь, а с нее – на английский язык. Сообщение было настолько чудовищным, что Уильям отказывался верить в него даже сейчас, перечитывая понятные английские слова.
Грядущее постановление означало смертный приговор королеве. Любая кучка католиков, обозленных на Елизавету и недовольных ею, теперь могла легко составить заговор против нее, имея благословение Папы. Это означало узаконенный крестовый поход против молодой королевы, столь же мощный и непредсказуемый, как нападение тамплиеров на мусульман. Постановление развязывало руки всякому подонку, хоть как-то обиженному королевой. Даже безумец, схватившийся за кинжал, оказывался исполнителем папской воли. Этот документ нарушал извечный порядок вещей, когда коронованный и помазанный монарх требовал повиновения от всех своих подданных, включая и тех, кто был с ним не согласен. Оно нарушало вселенскую гармонию, которая ставила Бога над ангелами, тех – над королями, а последних – над простыми смертными. Подданный, поднявший руку на своего правителя… это казалось столь же невозможным, как бунт короля против ангелов и восстание крылатых небожителей против Бога. Безумие Папы нарушало неписаный закон, по которому ни один земной правитель не имел права подстрекать подданных другого на бунт против их верховного господина.
Какие бы разногласия ни существовали между королями, это правило соблюдалось строго, ибо нет ничего опаснее людской толпы, которой позволено свергать правителей. Теперь римский первосвященник выдавал такое разрешение на бунт против Елизаветы. Кто знает, сколько найдется желающих воспользоваться его постановлением?
Сесил хотел было пододвинуть к себе чистый лист бумаги и увидел, что у него дрожат руки. Впервые за все эти тревожные месяцы он всерьез подумал об обреченности правления Елизаветы, предположил, что поставил не на ту карту. Если начнутся бунты, то Елизавете не уцелеть. Слишком многие противились ей с самого начала. Если же ее враги узнают, что заговор против королевы-протестантки вовсе не грех, то начнут плодиться, как вши. А она, как назло, вела борьбу с церковью, со своим советом и с парламентом, нигде не имела полной поддержки, иной раз сталкивалась с неприкрытой оппозицией. Если же против Елизаветы восстанет народ, ей долго не продержаться.
