Так же внезапно, как она взглянула на него, темные веки девушки захлопнулись, как ставни, скрыв буравящий его безошибочный взгляд, и выражение покинуло ее лицо настолько быстро, что Марку показалось, что оно ему примерещилось.
— Садись, — произнесла она горловым, взволнованным голосом. — Там на столе ладан, зажги его. Бог покажет мне твое будущее в клубах дыма.
Присущие всем гадалкам, режущие слух интонации ее голоса несколько приободрили Марка. Она не открывала глаз, и усмешка сбежала с изогнутых губ маленького рта. В скрытых теперь карих, почти черных зрачках он мог увидеть разве что отражение собственного страха перед Петром. И все же она чем-то смущала его.
Когда он пошел к стулу, девушка повернула вслед за ним свое лишенное выражения лицо, словно могла видеть сквозь веки. Марк сделал как она сказала. Ладан вспыхнул, распространяя резкий запах роз и клубники, свербяще сладкий и щекочущий гортань; однако благовоние скоро улетучилось, и теперь дым пах только дымом. Белая ниточка потянулась кверху и надломилась, спиралеобразно извиваясь, как закрученные лепестки в сердцевине розы, раскрываясь бледными волнистыми зевами крокусов, похожая на цветы, хотя и не пахнувшая ими.
Там, за этим дымом, Уна осторожно приподняла веки. Почувствовав, что уголки ее губ чуть-чуть приподнимаются в улыбке, она опустила их.
Они так и не осмелились бы арендовать палатку и таскались бы по задворкам Аквитании, где Уна запирала Сулиена в комнатах постоялых дворов и ночлежек, если бы исчезновение Марка Новия не вытеснило с газетных страниц и из людских мыслей побег на Темзе.
Почти сразу они почувствовали себя в большей безопасности. Они чаще в открытую заговаривали о том, как будут жить, потому что отныне все казалось не таким уж беспросветным. Уна сказала Сулиену, что подумывает, не заняться ли за деньги предсказаниями судьбы, и что уже пробовала делать это.
— Как оракулы? — заинтересованно спросил Сулиен.
— Что-то вроде, — ответила Уна, стараясь подавить некоторое замешательство, но Сулиен заметил его и догадался, что она ничего не знает о дельфийской Пифии, и оба вспыхнули. Он продолжал втихомолку удивляться, что человек, столь ясно и беспощадно мыслящий, мог знать так мало — островки понатасканных отовсюду фактов, разбросанные в огромном смятенном заливе. Она не знала, что в Терранова принадлежит Нихонии и даже где находится Нихония. Она считала, что Римом всегда правили Новии. Она умела читать и писать, но медленно и яростно, поскольку ум ее привык пробиваться вперед, с натугой буравя буквы, как кирпичную кладку.
