У Марка не было ни малейшего понятия о том, как вообще воруют, и он не представлял, как сможет удрать с краденым. Снисходительный отцовский голос, звучавший в ушах, отвечал ему:
— Будь умнее. Ты и так уже сделал все, что мог. Так что иди и скажи кому-нибудь, кто ты.
Но Марк так и продолжал сидеть, потихоньку ощупывая раздувшуюся щеку.
А тем временем стражники уже рыскали по блошиному рынку, а Уна и Сулиен подбирались все ближе.
Уна не знала точно, где находится облюбованная Марком гостиница, но чувствовала, в каком направлении он движется, — мост через бурую реку и дальше, туда, где земля образует небольшой склон, едва ли не единственный в этом плоском городе. Они шли медленно, то продвигаясь вперед, то сворачивая назад вдоль уличных решеток, Сулиен без устали шагал впереди, меж тем как Уна брела, неуверенно спотыкаясь, мысленно ощупывая стены и ухабистую землю.
Так прошел час, и Сулиен уже нетерпеливо подумывал о том, что у них мало шансов найти Марка. Но в то же время в нем росло подспудное облегчение, основанное на безрассудном чувстве, что их несет вперед и они не в силах остановиться.
— Впереди гостиница, — сказал Сулиен. — Мажет, он там.
— Нет, — сонно ответила Уна, — он не там. Он здесь, совсем рядом… — и она указала в какую-то точку, даже не проследив за движением собственной руки.
Сулиен на мгновение растерялся, потому что Уна указывала на пустую стену. Затем он понял, и оба бросились вперед и свернули на параллельную улицу. Уна схватила брата за руку, остановила и сказала:
— Там.
Сначала он ничего не увидел, но потом полосы тени у входа переместились, показались вытянувшиеся на приступке ноги, скрещенные в лодыжках. Марк медленно опустил свое костлявое тело на твердые плитки, неуклюже перевернулся набок и закрыл глаза.
— Отлично, — шепнула Уна напряженным, как струна, голоском: — Я пойду и скажу им.
— А что, если он уйдет? — спросил Сулиен.
— Пойди за ним следом. Задержи его.
Уна стиснула зубы и пошла в гостиницу, чтобы снова воспользоваться дальнодиктором. Сулиен стоял, наблюдая за тем, как другой юноша пытается заснуть, и мысленно громоздил между ними все то, без чего не мог: место, к которому привык, друзей, медицину. Предательское чувство вины подкралось так незаметно, что сначала он даже не понял, в чем дело, но чувство не унималось. Он подумал: ну ничего, вот приедут стражники, и этот паренек отправится домой спать на пуховых перинах. Мысль помогла, но не настолько, насколько хотелось бы.
