— Они над вами! — кричал Моргенсон. — Боже мой…
Келлард посмотрел вверх. Он знал, что нужно искать, и увидел их сразу, тогда как Хофрич все еще озирался по сторонам. Они падали с неба, как молнии. На этот раз их было четверо — нет, пятеро. Словно пять вихрей света, такого яркого, что, казалось, даже здешнее Солнце померкло.
Хофрич сказал:
— Я не вижу…
Келлард указал вверх.
— Вот они.
— Эти огненные хлопья?
— Это не хлопья, — возразил Келлард. — Это дети звезд, как я их назвал для себя.
Хофрич застыл, запрокинув голову. И Келлард уже знал, что все кончено.
Пять ослепительных вихрей скользнули к огненному фонтану. Они погружались в него, выныривали, взлетали так быстро, что глаз едва успевал следить за ними, танцевали на струях пламени. Гейзер стал еще выше, а вся пятерка плясала на его растущей вершине, и Келларду показалось, что они… смеются.
Они ныряли в бурлящий огонь и выскакивали из него, и вдруг один метнулся туда, где стояли люди. Хофрич попятился.
— Не двигайтесь, — сказал Келлард.
— Но… — возразил Хофрич.
— Они ничего нам не сделают, — с усилием произнес Келлард. — Они дружелюбные, веселые, любопытные. Не двигайтесь.
И вот уже все пять огненных вихрей кружили вокруг них, бросаясь вперед и отскакивая, и вновь приближаясь, чтобы коснуться их теплозащитной брони пытливыми щупальцами живой энергии, живого света.
Хофрич сказал странным, неестественным голосом:
— У меня… что-то… в мозгу…
— Не бойтесь, — сказал Келлард. — Они любопытны. Они хотят понять, что мы такое, как мы мыслим. И они могут погрузиться в наш разум… — И вдруг добавил в последней вспышке угасающего гнева: — Вы хотели знать. Теперь вы знаете.
Больше он не успел сказать ничего, потому что ощутил удар, как и в тот первый раз, когда чужой разум входил в его мозг, исследуя все его мысли и воспоминания.
Любопытны — да. Словно дети, которые нашли странных, неуклюжих зверьков и хотят узнать, живые ли они. И когда их разум вошел в разум Келларда, все слилось воедино, и Келларда вновь охватил головокружительный вихрь воспоминаний и чувств, которые не были его собственными, которые его более грубая материальная сущность не могла полностью воспринять.
Но это полупонимание ошеломляло. Он уже не был Хью Келлардом, человеком из плоти и крови, рожденным на погребенной под атмосферой, тяжелой планете, которая называлась Земля.
Он был одним из них — одним из детей звезд.
Его память простиралась далеко в прошлое, ибо его жизнь была почти неограниченной во времени. И там, за пределами человеческих представлений о прошлом, он вместе со своими спутниками уже жил странной и прекрасной жизнью их племени.
