Было бы неверно думать, что я без разбору посылал в Москву все собранные материалы. Я лично тщательно просеивал их и отправлял только те, которые не давали повода для критики. Это требовало больших затрат дополнительного труда. То же самое относилось и к анализу политической и военной обстановки. Способность отобрать таким образом материал, дать полную оценку той или иной проблеме, выработать обобщенную картину событий является необходимой предпосылкой для того, чтобы разведывательная деятельность стала по-настоящему полезной. Только занимаясь серьезными и тщательными исследованиями, можно добиться, чтобы она с самого начала стала такой.
Не нужно думать, что наша работа заканчивалась, как только мы отправляли по радио наши донесения. Это было только одной из сторон нашей разведывательной деятельности, причем определенно не самой главной. Через неравные промежутки времени я направлял в Москву крупные посылки, в которых были не только документы и другие материалы, но и отчеты, написанные мной лично. Я большей частью без каких-либо пропусков докладывал о состоянии за отчетный период внутренней и международной политики, а также о военных проблемах. Эти отчеты представляли из себя обзор и анализ важнейших событий, произошедших со времени последнего сообщения, и в них я старался на основе разнообразной информации и результатов исследований представить точную и объективную картину новых событий и изменений в общей обстановке за последние несколько месяцев. Подобного рода трудоемкие отчеты даже замышлять нельзя без всестороннего изучения и обширных знаний. В отличие от Берлина и Вашингтона, Москва слишком хорошо знала Китай и Японию, чтобы ее можно было легко провести. В СССР уровень знаний о Дальнем Востоке был гораздо выше, чем у правительств США и Германии, и Москва требовала от меня хорошо обоснованных, тщательно спланированных и систематизированных докладов с интервалом в несколько месяцев. Думаю, можно сказать, что с самого начала я хорошо удовлетворял сравнительно высоким требованиям московского центра, и это стало возможным именно благодаря моим исследованиям.
Исследования, как научная работа, не являлись помехой для моего совершенствования в качестве специалиста-разведчика. При необходимости я всегда оперативно, решительно, мужественно и изобретательно выполнял свои задачи.
Но я никогда не был настолько самоуверен, чтобы считать, что смогу ответить на любые вопросы, касающиеся Японии. Я часто полагался на мнение Мияги и особенно Одзаки. Это же относится даже к окончательным формулировкам с точки зрения терминологии результатов анализа важных проблем. Для выработки оценки и описания тех или иных явлений, происходивших в Японии, я часто беседовал с Одзаки или Мияги. Я просил Одзаки без стеснения поправлять меня, когда мои суждения были неверны и особенно когда это тесно касалось политики СССР. Например, я сначала предсказывал, что японо-китайский конфликт страшно затянется и ослабит Японию до такой степени, что ей уже не удастся восстановиться, во время событий на Халхин-Голе я твердо был убежден в том, что Япония не имеет намерений развязывать войну с СССР, а летом 1941 года выдвинул версию о том, что общая мобилизация в Японии не направлена в первую очередь против СССР. Во всех этих случаях хорошо проверил свои мысли и в качестве ответственных выводов сообщил их в Москву. При этом и в определенной степени полагался и на мнение Мияги, по мнение Одзаки было для меня наиболее ценным.
