Душа Ужаса. Мозаика осколков души | страница 27



Каледон пришел в неистовство от этих слов. Даже с трона поднялся, а в последнее время это не означало ничего хорошего.

— Ты забываешься, щенок! Или запамятовал, что я сделал для тебя?

Глаза царя налились кровью, и Щен по собственному опыту знал, что это очень дурной знак, свидетельствующий о приближающемся приступе ярости. Он постарался незаметно подобраться поближе, видя, что царь положил руку на меч.

Охранники — матерые воины, подтянулись к трону. Щен видел, как они выстраиваются за Эрном, стоящим в паре шагов от царя, но тот, кажется, ничего не замечал. Зато заметил Каледон, рявкнув Щену:

— А ты стой, пес! Забыл, чем это грозит?

Щен переглянулся с Эрном, и сразу же понял, что этим коротким взглядом выдал себя. Просто физически ощутил, как цепкий ум целителя ухватился за намек, выстроил на его основе логическую цепочку, которая привела его к единственно верному выводу. На короткий миг в глазах Эрна отразился ужас и понимание, потом лицо приняло очень жесткое выражение и он сказал:

— Это ты забываешься, отец!

— Что?

Кажется, теперь уже половина присутствующих повскакивала со своих мест, жадно впитывая все происходящее.

— Твоя жестокость выходит за грани разумного. Ты окружил себя настоящей сворой. Ты бездушен — и этому нужно положить конец.

— Не ты ли хочешь это сделать, неудавшийся щенок? Ты был слабаком, слабаком и помрешь! Надо было придушить тебя вместе с матерью!

Царь выхватил меч из ножен и направил его на Эрна. Лицо того сделалось абсолютно бесстрастным, он как-то уж очень вкрадчиво проговорил:

— Что, неужели ты решишься на это? Убьешь собственного сына? Возьмешь еще один кровавый грех на душу? У тебя и так руки не то что по локоть, по плечо в крови.

— Замолчи! — почти прорычал царь.

Щен видел, что Каледон на грани, и разумным доводам внять не способен. Зачем только Эрн затеял разговор? Словно специально подначивал!

Царь начал движение. Щен ринулся вперед, но понял, что ему ни за что не успеть. Слишком мало расстояние, и меч оголен. Короткий свист, пронзительный по своей чудовищности звук, так знакомый по многочисленным битвам, и ни капли страха в таких родных глазах… и голова, катящаяся по полу. Щен лишь тело успел перехватить. Уже безжизненное тело.

На миг Щену показалось, что меч пронзил и его сердце, вырезая его без остатка. Но нет… И как-то слишком ясно раздался в голове голос Эрна, его последние, так и не высказанные вслух слова: «Теперь ты свободен, мой родной. Воспользуйся этим и не вини ни себя, ни меня».