Фестиваль | страница 39
Минут десять за столом царило полное единодушие. Гости лишь иногда бросали ничего не значащие реплики, отпускали шуточки, полностью сосредоточившись на употреблении еды и ожидая команды наполнить хрустальные емкости еще раз.
Наконец со скрипящего стула медленно поднялась Галина Николаевна и на правах старой подруги решила произнести персонифицированный тост в адрес именинницы.:
– Дорогая Ирина Львовна, милая Ирочка, замечательный ты наш человечек… Этот хрустальный бокал с прекрасным вином я поднимаю сегодня в твою честь! В честь человека, который много лет вдохновляет и цементирует артистические круги такой бестолковой, но всем близкой нам эстрады. – В ее голове тут же закружились тысячи воспоминаний, связанных с боевой подругой, но она взяла себя в руки. – Здоровья тебе, успехов с доходами на твоем нелегком, но таком нужном всем поприще!
Услышав последнее слово, Мондратьев опять захотел сказать пошлость, но опять передумал. А у всех остальных оно вызвало замешательство в силу того, что половина из присутствующих не имела представления о роде занятий хозяйки, а вторая половина точно знала, что Львовна практически ничем не занимается, кроме посещения всех премьер и генеральных репетиций модных, пафосных или отличающихся особой индивидуальностью московских театров.
Однажды несколько лет назад на вопрос Флюсова по поводу Ловнеровской Мондратьев сказал: «Толку от Ирины Львовны никакого нет, но если ты ей не понравишься, вход на все центральные площадки Москвы тебе будет закрыт. В этом ее парадокс».
После тоста Галины Николаевны гости почувствовали себя гораздо увереннее, процессы пищеварения, сдобренные изрядной долей алкоголя, усилились, головы затуманились, а языки развязались. Когда через полчаса адвокат Розенбаум в обидных выражениях предложил выпить за «творчество», к коему, по его мнению, имело отношение большинство присутствующих, захмелевший администратор Коля с надрывом бросил:
– А вы зря смеетесь, мсье адвокат! Творчество – это молодость мира!
– Я – смеюсь? – якобы в ужасе, неестественно улыбаясь, попытался парировать Розенбаум. – Я отношусь к любому творчеству крайне подобострастно и уважительно. Я же не обыватель, который агрессивен и малокультурен и в силу этого не способен воспринимать ничего нового, а творчество – это и есть проявление свежих мыслей, настроений и умозаключений. Я толерантен, беспринципен и аполитичен, а главный и единственный мой принцип – именно в моей беспринципности.