Тамара не перебивала, но Алпатова она слышала каждый день на работе. Лучше бы Егор рассказывал свои смешные истории, вызывавшие ответное желание говорить. Она с удивлением испытывала к нему неизвестно как возникшую душевную близость. Чем сильнее охватывало ее это чувство, тем больше ей хотелось остаться с ним вдвоем. Увлечь его, увлечься самой, осторожно ступать по тонкой линии этого состояния.
Перелыгин наблюдал за Тамарой. Вот она пошла за кофейником, переливая плавные линии бедер; доставая из серванта сигареты, наклонилась за ними так, что икры стройных крепких ног натянулись струной; села напротив, положив ногу на ногу, прочертив мягкую линию до кончика остроносой туфельки; рассмеялась, оголив ровные белые лопаточки зубов. Это казалось необъяснимым, но она делала то, что ему нравилось, словно он непонятным образом управлял ею.
– Ты вчера сказал, что я ненадолго, – сказал Перелыгин. – Думаешь, сбегу?
Алпатов, улыбаясь, наполнил маленькие хрустальные рюмки.
– Выпьем, – предложил он, – выпьем, чтобы никогда не упасть духом ниже себя. – Они выпили. – Ты не понял, – нахмурив лоб, снова заговорил он. – Тебе интерес нужен, события, а у нас какая жизнь? Так, мочалка рогожная.
Повинуясь какому-то внутреннему сигналу, Перелыгин встал.
– Пора, – сказал он, – завтра на работу. – Посмотрел на Алпатова. – А то просплю, уволишь, чего доброго, за прогул.
Но тот спокойно налил себе водки и выпил. Был он прилично навеселе. Перелыгин оделся. Ему не хотелось идти одному, но он поблагодарил Тамару и вышел. Обогнул дом, остановился на пустынной улице, слабо подсвеченной фонарями, и понял, что не знает дороги. Он вернулся и встал под деревьями напротив освещенных окон. Сквозь тонкие шторы были хорошо видны фигуры Алпатова и Тамары. Возвращение теперь казалось полной нелепостью, но и торчать на морозе под окнами невозможно. Ругая себя последними словами, он прислушался – не идет ли кто, – но, как и прошлой ночью, стояла непроницаемая тишина. Молчали даже собаки. Наконец появился Алпатов, и по какому-то внутреннему приказу вместо заготовленной фразы: «Дяденька, сами мы не местные, помогите, замерзаю», он тихо отошел за деревья, а через минуту коротко позвонил в дверь.
Она открыла сразу, возвращаясь в то состояние радости, в котором он увидел ее несколько часов назад.
– А я знала, – сказала Тамара, увлекая его за собой, пошла вперед, чуть расставляя в стороны носки стройных, слегка полноватеньких ног, упругой походкой, свидетельствующей о занятиях в танцевальной школе.
