Наконец они двинулись в гостиницу. Поселок зарылся в блеклую пелену, сквозь туман тускло светили размытые фонари. Многие еще не спали – в замороженных окнах угадывался свет. Улица была тихой и пустынной, одноглазое черное небо, усыпанное веснушками, искоса смотрело на нее зеленоватым взглядом. «Тишина, как в преисподней», – подумал Перелыгин. Только под ногами сочно похрустывал снег. У гостиницы Перелыгин предложил зайти.
– Поздно, отдыхай, днем буду. А знаешь, я рад, что ты приехал. – Алпатов повернулся и сутуло зашагал, растворившись в тумане, оставляя за собой пружинистый скрип снега.
Днем потеплело до двадцати. Воздух, казалось, застыл под лучами яркого солнца, гуляющего в чистых, без единого облачка, голубых одеждах.
Около четырех пришли к Тамаре. Она выглядела нарядно в мягком зеленом платье, облегающем плотные бедра и подчеркивающем внушительную грудь. Вчера Перелыгин плохо видел ее лицо, спрятанное под шапкой, теперь он ошеломленно рассматривал правильной формы овал, большие серые глаза, прямой, пикантно вздернутый нос. Медного цвета волосы были гладко забраны назад в тугой узел, открывая высокий лоб. Чувственный рот, обведенный пухлыми губами, постоянно находился за мгновение до улыбки.
Тамара то и дело появлялась из кухни с тарелками, рюмками, что позволяло увидеть ее всю, начиная со стройных крепких ног в туфлях на высоких каблуках.
– Знаешь, как рассмотреть северную женщину? – громко спросил Алпатов, когда Тамара вышла на кухню. – Надо ее раздеть! – захохотал он. – Носят сто одежек, ничего не разберешь.
– Ал-па-тов! – крикнула Тамара. – Прекрати грязные намеки!
Она с удовольствием готовилась к вечеру. Ей хотелось выглядеть хорошо, слегка вызывающе. Теплая толстая одежда осточертела за зиму. После некоторых раздумий Тамара надела черные чулки с ажурным поясом и тонкие шелковые трусики, купленные во время отпуска. Долго рассматривала себя в зеркало, придирчиво отмечая подзаплывшую за зиму талию. Ей хотелось чувствовать себя легкой, уверенной, соблазнительной. В этой игре Перелыгин был лишь поводом. От него веяло свежестью другой жизни. Окружавший ее и Алпатова мир не коснулся его, не начал влиять, поглощать заботами, приспосабливать к местным условиям. Он не оброс знакомствами с мужчинами и женщинами, не окунулся в хитросплетения поселковых отношений. Она – первая женщина, с которой он встречается, и навсегда останется его первым впечатлением. Ей хотелось запомниться ему, хотелось праздника, она испытывала нескрываемую радость – и потому была хороша.
