«Два раза в неделю, – сказал Мельников, – или он, или ему из какой-нибудь страны звонят. Проверяют. А чтоб не забичевал с голодухи… – Мельников хмыкнул. – Посылки шлют. Мои ребята при нем посылку проверят, а он сразу бегом на переговорный – получил, мол! Связистам разъяснили, чтобы соединяли по резервной линии, не роняли престиж страны».
И вдруг казус… В тот день в Городке стоял декабрьский полумрак. Мороз выжимал до шестидесяти. Пахло холодом. В переговорном зале несколько старательских снабженцев который час обреченно дожидались связи с артелями. Лениво вспоминали минувший сезон, знакомых женщин, прикидывали, с кем скоротать вечерок, но телефонные кабины хранили молчаливую темноту, словно заснувшие. Мужики скинули полушубки.
Время от времени рыжий квадратный человек, с квадратным лицом, заросшим рыжей квадратной бородой, в лохматой волчьей шапке, подходил к стойке, приставлял лицо к закругленному окошечку, в которое девушка с той стороны могла видеть разве что его нос, и, выпучив глаза, мычал с укоризной и смирением: «Ну, девушка!»
«Линия занята», – противно отвечала та обезличенным голосом.
Квадратный вздыхал и шел на место.
В какой-то момент дверь распахнулась и в клубах морозного воздуха, с коробкой, обклеенной яркими этикетками, возник Погребняк. Поставив коробку на стол, подошел к окошку и попросил соединить с Парижем. Мужики разом замолкли – будто радио выдернули из розетки.
– Небось к утру дадут, – съязвил шепотом кудрявый.
Погребняк сел возле стола, приоткрыл коробку, сверху лежал красно-белый блок «Мальборо». Он достал пачку и сунул в карман. Нашел глазами угол и замер.
– Я такие пробовал, – пренебрежительно поморщился квадратный. – Трава, и горят, как спички.
В глазах у кудрявого заблестел шальной огонек.
– Слышь, земляк, – протяжно шмыгнув носом, обратился он к Погребняку. – Будь другом, дай попробовать твоих, пушистых. Извини великодушно.
Погребняк вывел из угла взгляд, посмотрел на мужиков.
– Я говорю, дай закурить, землячок, – повторил кудрявый.
Погребняк достал пачку и протянул кудрявому. Тот, крутя головой, запротестовал.
– Берите-берите, – улыбнулся Погребняк. – С одной не распробуете.
Кудрявый, по-детски разглядывая пачку поднес ее к носу и, втянув воздух, громко шмыгнул.
Повинуясь какому-то внутреннему сигналу, квадратный неожиданно встал, его круглые, на выкате, глаза еще больше выпучились, готовые снестись, как яйца, бородатая квадратная челюсть куском мохнатого кирпича двинулась вперед, увлекая за собой стеноподобное тело к окошку, к безучастно сидевшей за ним телефонистке. Казалось, он сейчас пройдет сквозь хрупкую перегородку и, разметав все, двинется дальше, освобождать навсегда занятую линию все пятьдесят верст до своей артели.
