«Надо послушать Михаила, – подумал Данила, – поеду на разведку россыпей, заодно с Вертипорохом повидаюсь».
Быстро темнело, деревья сливались в однообразную серую массу, в которой можно было различить лишь те, что стояли у самой дороги.
Он настороженно всматривался по сторонам. Чувствуя убыстрившиеся удары сердца, расстегнул кобуру и положил ладонь на рукоять револьвера, помня наставления начальника особого отдела не скакать сломя голову по лесным дорогам: легко налететь на положенную поперек лесину, натянутую проволоку или веревку.
Вот-вот должны были показаться огоньки прииска. Лошади передалось его нетерпение, она пошла резвее и сразу же наткнулась на что-то в темноте, заржав от боли и припав на передние ноги. От неожиданности Данила не удержался в седле, полетел вперед: не выпуская из левой руки поводьев, другой схватившись за лошадиную шею.
Боковым зрением он увидел мелькнувшую из-за деревьев тень, еще не соображая, чья она, откуда и почему здесь, что ему с ней делать. Но в ту секунду, когда тень оказалась рядом, лошадь дернула в сторону, больно рванув за левую руку, протащив несколько метров по земле. Его пальцы по-прежнему сжимали поводья, что и спасло ему жизнь: он буквально выскользнул из-под опустившегося на него ножа. Удар пришелся вскользь, глубоко и длинно поранив ногу. Но Данила еще не почувствовал этой новой боли. Лошадь тащила его по земле, и он, сильно ударившись спиной о камень или выступающий из земли корень, разжал наконец пальцы, освободив поводья.
Только когда он оказался в нескольких метрах от нападавшего, у него появилось необходимое мгновение, чтобы понять правильно все то, что до обыкновенного, специально не тренированного человека не доходит сразу, мешая отразить неожиданное нападение. Короткая передышка его и спасла. «Не случайность!» – пронеслось в голове, и в наступившей ясности рука сама метнулась к животу, рукоять револьвера с готовностью уперлась в ладонь. Он не думал, что случится в следующую секунду, но в последний миг, будто вспышка молнии, его пронзило острое чувство одинокой зловещей радости, предощущающей исход этой схватки. Он не хотел останавливать ее, приготовившись к встрече плохо различимого в темноте человека. Ему даже хотелось заманить его, заставить напасть. И когда тень бесшумно двинулась навстречу, он за все сразу – за подлость, за свой страх и безумное напряжение, за одиночество, за далекую войну, за всех не убитых им фашистов – выбросив вперед руку, дважды нажал спуск. Мягкая неподатливая тяжесть рухнула на его ноги, и он ощутил резкую боль в бедре – там, где штанина была пропитана теплой липкой кровью.
