С глухими рыданиями Алексей опустился на колени перед ветошью, в которую превратился его друг после избиения, и произнёс:
— Я проклят… Я ведь не для проформы, а из ненависти тебя бил. — Левандовский упал на спину Магурова и тихо-тихо завыл: «Яша-а-а. Яша-а-а, как жи-и-ить. Не хочу-у-у. Хуже и-и-их. Мальчишка-а-а. От славянофила до фашиста один ша-а-аг. Не вери-и-ил. Фашист во мне всегда ж-и-и-ил. Всегда-а-а.
— Знаю, Лёша, — расклеив запёкшиеся в крови губы, сказал Магуров. — Знаю и то, что твоя ненависть… сейчас вышла… Иди к ним… Бросишь… возненавидишь их — прокляну… И не кори себя… Ты не так, как менты людей в казематах… У них — метод, спокойно калечат, душегубы, а ты — не такой… Для тебя страшно было… Слава Богу… Иди.
После встречи с другом Левандовский перестал есть. Он мало спал и быстро терял в весе. Его глаза ввалились и горели лихорадочным огнём, совесть хватали инфаркты, исстрадавшаяся душа рассогласовалась с истощённым телом и мечтала о смерти, как узник Освенцима. Алексей ненавидел и боялся себя. Он замолчал, и Владимир Сергеевич не докучал ему разговорами, понимая, что рядом с ним живёт человек, самостоятельное сердце которого не нуждается ни в одобрении, ни в понимании, ни в поддержке со стороны людей.
— Боже мой, — думал бомж. — Их сотни тысяч, если даже я одного встретил. Откуда они? У них же самые обыкновенные матери и отцы. Пища, которую они употребляют, ничем не отличается от еды, готовящейся на кухнях всей страны. Я же вижу, что он счастлив. Пал, а счастлив, и даже сам не осознаёт этого. Ему кажется, что он мучится, а ведь он счастлив как никогда. Россия ещё не знала таких. Сейчас они готовятся, ломаются и бродят, как закваска, чтобы потом в самом жестком обществе, в самой гнилостной среде, среди самых порочных людей чувствовать себя превосходно и весело высасывать гной из общественных ран. Прошла эпоха «белых ворон», которые лелеяли своё одиночество, отпочковывались и были гонимы отовсюду за броско-избранный цвет перьев, экстравагантное поведение и экстраординарные принципы. Чёрные вороны с белыми сердцами — вот новые русские; таких и примет, и полюбит стая. Людям, подобным Алексею, будет радостно и интересно только там, где самое дно; они изучат родословную зла, как свои пять пальцев, и начнут расщёлкивать тёмные души, как семечки. Чёрта с два кто-нибудь из них отступится или взвоет от народа, потому что без него им жизни нет.
В продолжение пяти дней после шанхайской истории Левандовский собирал компромат на фашистов. Попутно он успел провалить восемь рейдов боевых «пятёрок», заранее предупреждая милицию о маршрутах передвижения скинхедов по улицам города.
