Несмотря на всю свою самоуверенность, он честно был убежден, что не сможет победить двух взрослых горгулий одновременно.
Даже у Бетмена есть напарник.
Равнодушный к опасности, Элайджа изучал запрокинутое лицо Валлы с открытым обожанием.
— Конечно, я люблю тебя, упрямица, — хрипло сказал он. — Как ты думаешь, что я пытаюсь сказать тебе на протяжении последних шести часов?
Она покраснела.
— Я думала, ты хочешь, чтобы я стала твоей любовницей.
Он покачал головой.
— Не любовницей. Моей парой.
— Парой? — Ее голубые глаза стали большими как блюдца. — Ты уверен?
— Зачем же еще я находил самые нелепые поводы, чтобы появиться у твоего порога? Почему игнорировал свои обязанности, чтобы проводить время с тобой? И почему сменил двадцать шеф-поваров, пока не отыскал одного, который печет твои любимые малиновые пироги именно такими, как ты хотела?
— Ох. — Она моргнула и подняла дрожащие руки, чтобы коснуться его лица. Словно хотела удостовериться, что он настоящий. — Ты заставил меня думать, что просто заботишься обо мне.
— Я беспокоился о себе, — прорычал он. — Я не смогу жить без тебя.
— Ох, Элайджа, — выдохнула она, откидывая назад голову, когда он захватил ее губы поцелуем искренней радости.
Леве дернул вампира за штанину, когда Клодин начала поднимать свою массивную ногу, явно целясь ему в голову.
— Qui. Это все очень трогательно, — сказал он. — Но нас собираются раздавить, словно клопов.
Вздернув голову, Элайджа указал рукой на женщину-горгулью.
— Даже не думай об этом.
Клодин нехотя опустила ногу, но земля содрогнулась снова, когда ее сила разлилась в воздухе.
— Отдай мне горгулью, вампир, или поплатишься.
Ближайшая скамейка превратилась в мраморную пыль, когда Клодин дала волю потоку своей магии.
Элайджа нахмурился.
— Ты начинаешь бесить меня.
Йен выпятил грудь.
— Тогда отдай нам горгулью.
Вампир отодвинул свою златоволосую спутницу себе за спину, а температура воздуха упала на несколько градусов. Элайджа явно покончил с играми.
— Нет.
— Почему? — рявкнула Клодин. — Он ничего для тебя не значит.
— Он помог мне осознать, как я был слеп. — Элайджа улыбнулся. Не особо успокаивающее зрелище, учитывая, что его огромные клыки мерцали кипельно-белым в лунном свете. — Для меня этого достаточно.
— Отлично. — Клодин вытянула вперед руку. — Тогда ты прочувствуешь мой гнев.
— Sacrebleu. — Крылышки Леве задрожали от раздражения. — Какая же ты пустомеля.
Серые глаза-бусинки обратились к нему.
— Пустомеля? — прохрипел женский голос.
