Распорядитель торгов пришел в ярость. Ему следовало бы закончить торг или хотя бы для вида спросить, не предложит ли кто-либо большую цену, но он лишь стоял на своем месте как вкопанный, сжав кулаки, и, вероятно, пытался решить, какому наказанию подвергнуть молодого человека, перед тем как отправить его на каторжный труд в кузню или на каменоломню.
Рука Кестрел сама взметнулась вверх.
— Кейстон, — выкрикнула девушка.
Распорядитель торгов обернулся и осмотрел толпу. Когда его взгляд нашел Кестрел, лицо мужчины озарила улыбка хитрого восторга.
— О, — произнес он, — а вот и кто-то, кто знает истинную цену вещам.
— Кестрел. — Джесс дернула подругу за рукав. — Что ты делаешь?
Голос торговца набрал силу:
— Итак, кейстон. Раз, два…
— Двенадцать кейстонов! — крикнул мужчина, который стоял у барьера на противоположном от Кестрел конце полукруга.
Распорядитель торгов потерял дар речи.
— Двенадцать?
— Тринадцать! — раздался другой голос.
Кестрел внутренне поморщилась. Раз уж она назвала свою цену — но почему, почему она вообще это сделала? — то эта цена не должна была быть столь высока. Все собравшиеся вокруг арены смотрели на нее — на дочь генерала, пташку из высшего общества, которая порхала от одного уважаемого дома к другому. Люди думали…
— Четырнадцать!
Люди думали, что раз она хочет заполучить этого раба, то он должен стоить того. Должна быть причина, заставившая ее обратить на него внимание.
— Пятнадцать!
И эта сладкая загадка побуждала валорианцев называть одну цену за другой.
Сейчас раб смотрел на нее во все глаза, и неудивительно: именно она начала это безумие. Кестрел почувствовала, как смешались внутри нее понятия судьбы и возможности выбора.
Она подняла руку.
— Я называю цену в двадцать кейстонов.
— О небеса, девочка моя, — воскликнула женщина с острым подбородком. — Опомнись. Зачем он тебе нужен? Потому что поет? В лучшем случае он сможет исполнить грязные геранские застольные гимны.
Кестрел не взглянула ни на нее, ни не Джесс, хоть и чувствовала, что подруга заламывает руки. Кестрел не отрывала глаз от раба.
— Двадцать пять! — раздался сзади женский голос.
Теперь цена поднялась выше, чем было у Кестрел с собой. Распорядитель торгов, казалось, не знал, куда кинуться. Цена продолжала увеличиваться, голоса звучали один за другим, и начало казаться, что через толпу собравшихся пролетела стрела с привязанной к ней веревкой и крепко стянула всех сетью возбуждения.
Голос Кестрел прозвучал ровно:
