— Она обсуждает отца?
Имел ли значение тот разговор в конюшнях? Для Плута — вряд ли. Арин покачал головой.
— Она никогда не говорит на военные темы.
— Это не значит, что не заговорит. Если у генерала есть план, она может быть его частью. Всем известно, что она хочет вступить в армию.
Арин не собирался произносить следующих слов. Но они вырвались из его рта и прозвучали обвинением:
— Тебе следовало сказать мне, что она музыкант.
Плут прищурился.
— Это не имело значения.
— Это имело достаточное значение, если ты попытался сбыть меня как певца.
— Благодари за это бога случая. Она не клюнула на возможность заполучить в дом кузнеца. Знаешь, как долго я пытался заслать кого-то в тот дом? Ты почти испортил все своей ребяческой выходкой. Я предупреждал тебя, как будет на арене. Я всего лишь попросил тебя спеть для толпы. Тебе всего лишь нужно было подчиниться.
— Ты мне не хозяин.
Плут взлохматил короткие волосы Арина.
— Разумеется, нет. Слушай, парень, когда я в следующий раз буду засылать тебя шпионом в дом высокопоставленного валорианца, обещаю рассказать тебе, что нравится тамошней леди.
Арин закатил глаза и собирался было уйти.
— Эй, — позвал Плут, — а что насчет моего оружия?
— Я работаю над этим.
*
Краем глаза Кестрел заметила, как Арин вошел в лавку ювелира, как раз когда тот говорил:
— Мне жаль, миледи, но эти камни ненастоящие. Просто милые стекляшки.
Кестрел облегченно сгорбилась.
— Не стоит так разочаровываться, — сказал ей ювелир. — Можете говорить своим друзьям, что это топазы. Никто не увидит разницы.
Позже в экипаже она сказала Арину:
— Я хочу от тебя правды.
Его лицо как будто побледнело.
— Правды?
Она моргнула. А затем осознала произошедшее недопонимание. Она не могла не почувствовать укол обиды: Арин считал ее такой госпожой, которая станет лезть в личную жизнь своего раба и требовать, чтобы тот рассказал ей детали своей встречи с другом. Она внимательно смотрела на него, и его рука сделала странный жест, поднявшись к виску, как будто чтобы убрать что-то с лица.
— Я не собираюсь вмешиваться в твою личную жизнь, — сказала она. — Твои секреты остаются твоими.
— Значит, ты хочешь, чтобы я доносил на других рабов, — ровным голосом сказал он. — Сообщал тебе об их проступках. Рассказывал, если кто-то украдет хлеб из кладовой или апельсин из рощи. Я не буду этого делать.
— Я прошу не об этом. — Перед тем как продолжить, Кестрел обдумала свои слова. — Ты был прав. Люди говорят мне то, что я хочу услышать. Я надеюсь на то, что ты будешь чувствовать свободу быть честным со мной, как в салоне Джесс. Я хочу знать, как ты видишь вещи на самом деле.
