В одном из входных покоев скрипнула половица.
Арин. Он вошел в ту комнату, где находилась Кестрел, и девушка поняла, что ждала его. Зачем еще ей приходить сюда так часто, почти каждый день, если не с надеждой, что кто-то заметит это и скажет Арину, где ее найти? Но, хоть Кестрел и признала свое желание оказаться с ним в его старых покоях, она не представляла себе, что это произойдет так.
Что он застанет ее, когда она будет трогать его вещи.
Кестрел опустила взгляд.
— Прости, — пробормотала она.
— Все в порядке, — ответил Арин. — Я не возражаю.
Он снял скрипку со стены и передал ее Кестрел. Инструмент был легким, но руки девушки опустились, будто полость внутри скрипки имела огромный вес.
Кестрел откашлялась.
— Ты все еще играешь?
Арин покачал головой.
— Я почти забыл как. В любом случае, у меня не слишком хорошо получалось. Я любил петь. До войны я боялся потерять этот дар, как часто бывает с мальчиками. Мы растем, меняемся, наши голоса ломаются. Знаешь, неважно, насколько хорошо ты поешь в девять лет, если ты — мальчик. Когда начинаются изменения, остается только надеяться на лучшее…надеяться, что твой голос станет таким, каким ты снова сможешь его полюбить. Мой голос начал ломаться через два года после вторжения. О боги, как я пищал. А когда мой голос установился, это казалось злой шуткой. Он был слишком хорош. Я не знал, что с ним делать. Я так радовался, что у меня есть этот дар…и злился, потому что он значил так мало. А теперь… — Арин самокритично пожал плечами. — Я знаю, что хриплю.
— Нет, — возразила Кестрел. — Нет, не хрипишь. У тебя красивый голос.
Последовало мягкое молчание.
Пальцы Кестрел охватили скрипку. Она хотела задать Арину вопрос, но не смела, не могла произнесли вслух, что не понимает, что произошло с ним в ночь вторжения. Это казалось странным. Смерть его семьи отец Кестрел назвал бы «расточением ресурсов». Валорианские силы отнеслись к геранской армии безжалостно, но прикладывали большие усилия, чтобы сократить потери среди мирных жителей. Мертвеца нельзя заставить работать.
— В чем дело, Кестрел?
Она покачала головой и повесила скрипку обратно на стену.
— Спроси меня.
Она вспомнила, как стояла у губернаторского дворца и отказывалась выслушать его историю. Сейчас Кестрел устыдилась этого.
— Ты можешь спрашивать у меня что угодно, — сказал Арин.
Любой вопрос казался ей неправильным. Наконец, Кестрел произнесла:
— Как ты пережил вторжение?
Сначала он ничего не ответил. А затем сказал:
