Екатерина II и ее мир | страница 8
Взяв за основу тексты грамот из Полного собрания законов Российской империи, публикаторы сверили их с официальными сенатскими публикациями 1785 года и последующих лет, а также с тогдашними же официальными переводами на немецкий и другие языки. Это позволило выявить ряд разночтений и уточнить несколько неясных для толкования мест документов>{15}. Издание было снабжено приложениями, важнейшим из которых стал черновик екатерининской грамоты государственным крестьянам, не переиздававшийся с 1877 года. Также в приложении были помещены таблицы параллельных мест всех трех грамот и отдельных их частей. Столь тщательная источниковедческая и археографическая работа с текстами грамот стала еще одним кирпичиком в основание концепции, изложенной Гриффитсом в предисловии к изданию.
Научная значимость предложенной американским историком концепции прежде всего состоит в попытке оценить законодательство Екатерины как воплощение ее реформаторских замыслов. За давно и хорошо известными текстами грамот Гриффитсу удалось разглядеть целостную политическую программу, отражающую ясные и взаимосвязанные представления императрицы о форме общественного устройства. Важно, что при этом историк отринул попытки оценить эти представления в традиционных для историографии и модернизирующих прошлое категориях консерватизма или либерализма. Столь же несостоятельным, с его точки зрения, является и характерный для советских историков «классовый подход». Понять замысел Екатерины, утверждает Гриффитс, можно лишь через знакомые ей самой понятия и категории «регулярного государства» с сословной структурой. Многие предшественники историка не увидели этого, поскольку не находили в России второй половины XVIII века ничего похожего на западноевропейские сословия того времени. Но искусственно, директивным путем создавая в России то, на формирование чего в других европейских странах ушли столетия, Екатерина, видимо, не пыталась копировать современные ей зарубежные образцы. Создаваемые ею социальные структуры должны были соответствовать своим аналогам в Европе на более ранних стадиях их существования.
Еще одно препятствие, всегда возникавшее на пути исследователей, изучавших Грамоты 1785 года, связано с отсутствием в лексиконе Екатерины слова «сословие». К моменту выхода в свет публикации Гриффитса и Манро история этого слова в русском языке была детально проанализирована в специальной статье Грегори Фриза, доказавшего, что современное значение оно обрело лишь к концу первой четверти ХIХ века