Француженки не верят джентльменам | страница 6
– Service! J’ai dit service, merde[10], сейчас все угробите. SERVICE, S’IL VOUS PLAÎT![11]
– Быстрей не можем, merde – putain[12], поберегись!
Тарелки водопадом. Возмущенные вопли. Взаимные оскорбления, эхом отражающиеся от каменных стен.
Она заглянула в дверь, не в силах удержаться. Ребенком и подростком Джоли чувствовала себя как малыш, стоящий перед кондитерской лавкой. Запертая в офисе отца, она смотрела на восхитительное и вместе с тем пугающее действо – кухню. Кухня – отдельная вселенная, неизведанная жизнь, где царила безумная скорость и творились великие кулинарные чудеса. Шедевры, созданные гением шеф-повара и руками его помощников, мгновенно отсылали гостям на съедение.
Cквозь футуристический лес из стали и мрамора Джоли удалось рассмотреть человек пятнадцать в белом и черном. Казалось, орут всего четверо – два шеф-повара в белых куртках и два официанта в черных фраках, – разделенные широкой стойкой и высокой полкой из блестящей стали. Сквозь проем между ними элегантные тарелки скользили в руки официантов. Те сразу же – в идеале пауза должна быть меньше секунды – несли их в обеденный зал клиенту, сделавшему заказ. Волна глубокой ностальгии захлестнула Джоли.
– Connard![13] – взвыл кто-то.
– C’est toi, le connard, putain![14]
Кто-то огромный выпрямился между стойкой и дверью и заслонил ругающихся своими широкими плечами. Густые длинные волосы шикарного темно-каштанового цвета с золотыми нитями, похожие на расплавленную темную карамель, падали на куртку шеф-повара с воротником bleu, blanc, rouge[15], что служило отличительным знаком Meilleur Ouvrier de France[16]. Кроме того, цвета bleu, blanc, rouge означали, что этим шеф-поваром мог быть только один человек, тот самый, который ей нужен. Конечно, он больше не был худым. Джоли часто представляла себе, как он заполняет собой пространство кухни, и теперь наяву видела это. Он был атлетически сложен и абсолютно уверен в себе.
Его рычание, сначала тихое, стало нарастать, нарастать, пока, наконец, не заполнило кухню и не выплеснулось на улицу, как рев огромного медведя. Джоли даже сжала голову руками, чтобы удержать волосы. В ушах у нее зазвенело, и ей захотелось как-нибудь выцарапать звук из них.
Когда рев замер, наступила мертвая тишина. Джоли схватилась за край каменной стены рядом с дверью, ощущая приятное покалывание во всем теле. Ее кожа покрылась предательскими мурашками, словно жаждала, чтобы кто-нибудь ее растер, и посильнее. Соски затвердели.