Ефим и сам уже решил попробовать собачины. Он чувствовал, что слабеет. Сказывается ли недоедание или цинга успела подкрасться к нему? Этого он тоже не знал. Как бы там ни было, нужно прирезать пятого пса. Он уже собирался нащупать в темноте Машку, слабосильную суку, чтобы прикончить ее, как вдруг сообразил, что шторм то ведь кончился. Может быть, давно уже кончился, а он забыл, что есть свет солнца, радость простора, что есть иная жизнь... Зарылся тут и режет собак... Теперь ему казалось, что и в самом деле шторм давно кончился: вчера, позавчера или неделю тому назад? В самом деле, сколько же он просидел в этой снежной могиле?
Так рассуждая, он долбил ножом стену своего временного жилья. Когда удалось пробить первый обледенелый слой, он сменил нож на хорей и, действуя им как тараном, в короткое время пробил дыру, достаточную для притока свежего воздуха, для проникновения света в убежище.
Собаки вдруг завыли, долго, протяжно, и потянулись к дыре. У Ефима закружилась голова, но он быстро пришел в себя и стал буквально глотать свежий морозный воздух, вливавшийся в темницу. Каждый глоток освежал, подымал силы.
Надышавшись вволю, Ефим принялся снова за работу. Через час он мог выйти на волю и размять свои одеревеневшие члены. Собаки выскочили вслед за ним. Первую минуту они, казалось, ослепли, потом с радостным лаем понеслись по льду... И тут Ефим увидел, что кругом во все стороны тянется черная чистая вода. Только кое-где на ней плывут отдельные льдины. А льдина, на которой он нашел себе приют, была не больше ста метров в поперечнике.
Впервые опустились его руки. Он не замечал, что на глазах его замерзают слезы отчаяния. Но Еремка и Лорд подбежали, ласкаясь. Здесь, в обстановке, более близкой к нормальной, к ним вернулась дисциплина и выучка. Даже нежность к хозяину, очевидно, связанная с раскаянием, вернулась к ним. Они лизали нос Ефима, тыкали мордами в его малицу...
Ефим встрепенулся, поджал голову:
— Нет, друзья мои! Пропадать рано! Рано пропадать, говорю!
Он достал из снежной хижины свой „Манлихер“, приложился... Два выстрела прогремели над морской пустыней... На этот раз эхо не подхватило их грома. Значит, никакой земли поблизости нет. У Ефима остались тепер только две самых лучших собаки из всей упряжки. Запас мяса убитых только что псов должен был хватить им на много-много дней, пока не подоспеет помощь. Откуда помощь? Какая помощь? Об этом Ефим старался не думать. В чудеса он не верил и прекрасно знал, что зимой в этой части Баренцева моря никого не бывает. Но пока он жив, он будет думать о жизни. Терпение, терпение и терпение!
