— Жжжжжжжж... Жужужужужу-жу...
На берег выходит красавец-летчик. Он большой и сильный. Весь в коже, даже штаны кожаные. Он здоровается с ребятами, Саньке, как старому знакомому, руку пожал.
— Кому, ребята, далеко домой? — спрашивает летчик.
— Мне далеко, я из самого дальнего становища, — отзывается Санька.
— Вот и хорошо, — говорит летчик. — Садись, подвезу!
Санька думал, что кабина большая-большая, а она вон какая, тесная даже. Эх, и заревел же мотор! Да Санька-то не из пугливых. Земля прыгнула из-под ног и пошла болтаться далеко внизу. И холодно же на высоте! Правильно в книге пишут: то было жарко-жарко, а тут сразу в дрожь кинуло. Вот холодно! А сколько воды, батюшки! — сколько воды в море! Только с этой высоты и видать: идут валы тяжелые, темны что тучи; идут, перекатываются, белой пеной украшаются, друг на дружку напирают, словно в драку лезут. Один вал подыматься стал, к самолету тянется, все выше и выше, все ближе и ближе. Летчик скорость дает, уйти хочет, а Санька смотрит — точка на гребне вала, и растет эта точка, руки к ним протягивает... Да то не точка, то отец!
— Спа-а-си-ите! — кричит отец, протягивая к нему, к Саньке, руки. — Поги-ба-а-ю в хо-лодном море... Спа-а-си, Санечка, сынок!
— Сюда, папаня! — кричит Санька. — Лезь сюда, папаня! Вот он я!
Но у отца закрыты глаза. Он не видит и не слышит. Протягивает руки и тянет свое:
— Спа-а-сите...
— Товарищ летчик! — кричит Санька. — Останови машину! Папаня мой в море бедствует! Папаня, родной мой, бедствует... Вон он! Останови машину!
Но летчик только отмахивается и гонит машину все скорей и скорей.
Санька мечется в кровати, бранится, молит, рыдает и смеется. Вдруг в бреду он завопил:
— Папаня! Папаня мой!
В ответ раздался протяжный стон. Он донесся с печи, где, закутанная в оленьи шкуры, лежала Марья:
— Са-а-а-нюша... Сань...
Мальчик не унимался. Он дико кричал, и каждый звук его голоса был напоен болью и страхом.
На печи началась возня. Сползла одна нога, другая. Обессиленная Марья упала на пол. Но сын кричит все громче и громче. Больная с трудом подбирает ноги и на четвереньках ползет к кровати сына.
Стиснув зубы и закрыв глаза, она цепляется за кровать и с трудом подымается. Так стоит она, раскачиваясь на нетвердых ногах, и кажется, что вот-вот она снова упадет. Справившись с собой, она наклоняется к сыну. По желтому костистому лицу ее струятся слезы и падают Саньке на лицо. Она бьет себя кулаком по голове, чтобы не потерять сознания.
