– Но, несмотря на все это, вы женаты и счастливы! – продолжал убеждать его я. – И ваша супруга вас обожает, она подарила вам четверых очаровательных здоровых деток! Не гневите Бога, радуйтесь тому, что имеете, оставьте эти мрачные мысли… – Но он словно меня не слушал.
– Счастлив, говорите? – Глаза его стали тоскливы. – Нет, это не счастье… Счастье другое. Когда находит на меня такая дрянь, которую принято звать вдохновением, то я запираюсь в своей комнате и пишу в постели с утра до позднего вечера, одеваюсь наскоро, чтоб пообедать в ресторации, выезжаю часа на три, возвратившись, опять ложусь в постелю и пишу до петухов. Это продолжается недели две, три, много месяц и случается единожды в год, всегда осенью. Но только тогда и знаю я истинное счастие.
– Ну так за чем же дело? Пишите! Сочиняйте!
– Нет! – воскликнул он. – Вот вы спрашивали о стихах, почему не печатаю! Так этой осенью та дрянь ко мне и не пришла… – Он чуть не плакал. – Я не пишу сейчас…
Я как-то неуклюже принялся его утешать, говорил что все пройдет, что вдохновение вернется. Повторял что-то детушках и в который раз – о красавице жене. Мало-помалу Пушкин стал вслушиваться в мои слова и слабо улыбнулся.
– Да, теперь я женат и счастлив. А ведь мог быть давно женат и на другой, – задумчиво проговорил он. – Но та особа отказала мне – именно из-за предсказания, со словами, что сие предвещание, хотя и несбыточное, все-таки заставило бы ее постоянно думать и опасаться за себя и за меня: поэтому она и отказывает мне для меня же самого. Дело разошлось. Но оно и к лучшему, Наталья Николаевна гораздо красивее.
– Тот отказ уязвил вас сильно? – спросил я.
– Пожалуй. Хотя – нет! – после минутного раздумья ответил он. – Мне и раньше давали от ворот поворот… – Он рассмеялся, но как-то не очень весело. – А предсказание сделало меня фаталистом. Я много раз стрелялся, и все с темноволосыми. И ни один не попал, все промазали! А один раз… Смешно! – Он улыбнулся, и его голубые глаза засияли в темноте коляски. – Возвращаясь из Бессарабии в Петербург, в каком-то городе я был приглашен на бал к местному губернатору. В числе гостей заметил я одного светлоглазого белокурого офицера, который так пристально и внимательно меня осматривал, что я, вспомнив пророчество, поспешил удалиться от него из залы в другую комнату, опасаясь, как бы тот не вздумал меня убить. Офицер последовал за мною, и так и проходили мы из комнаты в комнату в продолжение большей части вечера. Мне и совестно, и неловко было, и, однако, я должен сознаться, что порядочно-таки струхнул.
