Через несколько секунд Скобликов все-таки не вытерпел, оглянулся назад. Женщина с собакой была от них уже метрах в пятидесяти. И тут генерал понял: туфли! Вот несоответствие! Не ходят рано утром на прогулку с собакой в туфлях на высокой шпильке.
Он машинально взглянул на часы: «Ого, Петро, что-то мы с тобой сегодня загулялись». Старый Петя послушно пошел за хозяином, еще раз с надеждой обернувшись в конец сквера. Но Джули уже не было видно.
Скобликов, когда он подошел к дому, запыхался, видимо, от быстрой ходьбы. Охранник, когда они вошли в тамбур подъезда, брился. Он кивком головы поприветствовал генерала. Скобликов в ответ махнул ему рукой, подошел к лифту, нажал кнопку, но кнопка вызова не загорелась. Он нажал еще раз.
– Константин Сергеевич, лифт не работает, – охранник из своей дежурной комнаты высунул голову, не выключая электробритву.
– Ч-черт! А в ДЭЗ звонили? – Скобликов недовольный повернулся к охраннику.
– А они им не подчиняются. Они – отдельно. Они начинают работать в девять. В это время мы им позвоним. – Охранник виновато улыбнулся.
Скобликов вяло махнул рукой, стал быстро подниматься на седьмой этаж: он уже выбился из своего обычного графика. Когда он подошел к двери своей квартиры, то был совершенно мокрым. Сердце бешено стучало, в голове били какие-то молоточки. Тяжело было даже достать ключи из кармана, поэтому он нажал кнопку звонка, прислонившись головой к дверному косяку.
– Что с тобой, Костя?! – испуганно вскрикнула жена, открыв ему дверь. – На тебе лица нет…
– Что-то прихватило… – Скобликов тяжело переступил через порог квартиры и рухнул на пол, так и не выпустив поводка из руки.
«Скорая» приехала через двадцать минут. «Обширный инфаркт, ничем помочь не можем. Вызывайте милицию», – буднично констатировал широкомордый молодой врач «Скорой», – сколько лет?»
– Да пятьдесят четыре всего, – всхлипнув, ответила жена.
– Ну, сейчас и в тридцать пять есть с таким диагнозом, – проинформировал молодой врач и стал флегматично упаковывать свой чемоданчик.
Анатолий Иванович Вощанов никогда не относил себя к везунчикам. Сын пожарного и почтальонши, он рано познал унизительность бедности: постоянная экономия на всем, чувство голода, штопаные носки, скромный гардероб и отказ от многих развлечений, которые предлагала столица. Но сильнее всего по его самолюбию било иногда не скрываемое по отношению к провинциалу пренебрежение, исходившее от некоторых его сокурсников из числа «золотой молодежи». Он прекрасно понимал, что все их «превосходство» состоит только в том, что они сынки из сытых обеспеченных семей – из семей профессоров, крупных чиновников и партийных бонз. Он знал, что рано или поздно он догонит их на социальной лестнице, но вот это чувство социальной неполноценности тогда вызывало у него не только зависть, но и глухую злобу, которую ему с трудом приходилось скрывать в общении с товарищами.
