— Хорошо, — выдохнул тот, зажмурясь изо всех сил, чтобы сдержать слезы невыразимого облегчения. — Хорошо. Господи, благодарю!.. Теперь бояться, думаю, нечего. Уйдите в боковые комнаты. Пришлю к вам Адлерберга. Я… мне надо посмотреть, что там внизу.
Тем временем на платформе главной гауптвахты раненые лейб-гвардейцы Финляндского полка, по артикулу несшего охрану Зимнего дворца, выходили и выползали из разрушенного помещения и силились собраться в строй.
— Что государь? — завидев подбежавшего Разгильдяева, встревоженно крикнул караульный начальник штабс-капитан фон Вольский.
— Господь хранит царскую семью. Никто не пострадал. Войди они в столовую минутой раньше — никого не осталось бы в живых. Государь приказал узнать, что у вас?
— Сейчас окончили проверку. Убито одиннадцать, ранено пятьдесят три. Как видите, больше половины караула нет. Караульный унтер-офицер, фельдфебель Дмитриев, так растерзан взрывом, что мы узнали его только по фельдфебельским нашивкам. Знаменщик тяжело ранен.
В ворота, в сумрак слабо освещенного дворцового двора, входила рота лейб-гвардии Преображенского полка, вызванная по тревоге на смену «финляндцам».
К фон Вольскому подошел начальник Преображенского караула:
— Как нам быть, господин штабс-капитан? Ваши не сдают постов. Говорят, без разводящего или караульного унтер-офицера сдать не могут.
— Они совершенно правы. Но оба разводящих убиты. Караульный унтер-офицер тоже… Придется мне самому сменить посты.
Фон Вольский вынул саблю из ножен и отправился снимать часовых кругом дворца. Однако знаменщик, старший унтер-офицер Теличкин, тяжело раненный, весь в крови, держал знамя и отказался передать его преображенскому унтер-офицеру.
— Почему не сдаешь знамени? — мягко спросил фон Вольский. — Тебе же трудно. Преображенец донесет знамя.
— Ваше высокоблагородие, — отвечал Теличкин, еле держась на ногах, — негоже, чтобы знамя наше нес знаменщик чужого полка.
— Да ты сам-то донесешь ли? — спросил штабс-капитан.
— Должен донести, — твердо ответил Теличкин, — и донесу.
Когда, ослабевая, теряя сознание, Теличкин ставил знамя во дворце на место, к нему вышел Александр Николаевич. Он долго смотрел на знаменщика и наконец проговорил сдавленно, уже не скрывая слез:
— Неимоверные молодцы!..
— Откуда мне было знать, что эти проклятущие немцы запоздают? — огрызнулся статный светловолосый молодой человек, отступая спиной к окну и затравленно озираясь, словно ожидая нападения. — Машинка сработала вовремя, я ее на шесть двадцать поставил, она и грянула!
