И тогда я забрала обоих детей из ее комнат и поселила их в своей. С тех пор я почти не общалась с ней, а она со мной. Мать относилась ко мне так, будто все неудачи случились из-за меня. Возможно, это правда. Настанет время, и она лишится возможности вынашивать и нянчить детей, будет рассчитывать на меня, но я не стану содержать ее. И жалеть об этом тоже не буду.
Мальчик был со мной, и это как будто всех устраивало, так что только я и ходила за ним, как и за с собственным сыном. Маленький принц был здоровеньким и сильным. Лицо, как и тело его, было покрыто пятнами, но в остальном никакого порока в нем не было. Глаза были ясные и кушал он с аппетитом.
Чего нельзя было сказать о моем сыночке. Рожденный до срока, он был мелким, и если со стороны он кому-то мог показаться безмятежным, я скорее назвала бы его вялым. Принц был румяный и пухлый, а мой сынок — бледный, с запавшими глазами. У груди он слишком быстро засыпал, приходилось его тормошить, чтобы он поел. Громкий плач был не в его характере, разве что хныканье. Хорошо спать он мог, только если положить его рядом с принцем — так я и делала, поскольку рядом не было никого, кто счел бы это неподобающим.
В первые дни после рождения внука король был вне себя от горя. Не внук занимал его мысли, но только дочь, которую он потерял. Через четыре дня я назвала мальчика Чарджер, ведь нужно же ему было какое-то имя, к тому же оно хорошо подходило для принца. Но было уже слишком поздно. Слуги окрестили его Пегим Принцем. Я пришла с младенцем к королю, уверяя, что его мать сама выбрала для него имя, и пусть все называют его именно так. Так что в свитках Баккипа он записан как Чарджер Видящий. Но никто не позаботился о том, чтобы как подобает закрепить имя незаконнорожденного, так что немногие пользовались им. И до конца своих дней он отзывался на имя — Пегий.
Своего родного сына я назвала Рэдбёрд, за его волосы цвета горлышка малиновки. Он был мельче принца Чарджера и поначалу сильно уступал в здоровье. Зрение его было слабое, поэтому он вечно прищуривался, словно вглядывался куда-то, и это, по моему мнению, все из-за того, что он слишком рано оказался погружен в большой мир. Я воспитывала его вместе с принцем, как когда-то меня саму растили вместе с его матерью, только в отличие от своей матери я не давала ему недобрых советов.
Я попросила переселить меня на этаж повыше, и кастелян быстро нашел для нас новые комнаты. Никто не стремился забрать у меня принца-бастарда, и никому даже дела не было (если кто-то вообще был в курсе), что я родила собственного ребенка. Теперь получалось, что я живу на этаж выше королевских покоев, но все же на этаж ниже прислуги, по соседству с благородными, пусть и не королевских кровей, а также дворянами, находящимися тут с визитом. Среди всего этого я жила тихо. Двор был счастлив забыть о нас.
