Мы договорились так, что Виталька будет продолжать контролировать работу печатной линии, а мы с Лёхой пока что возьмём на себя охрану склада. Нанимать для этой цели нескольких дополнительных работников нам откровенно не хотелось — каждый из них норовил задрать свою ставку до самых неимоверных пределов, а мы уже и без того были все в долгах, как в шелках, и ещё неизвестно, окупят ли кинговские страшилки все эти наши расходы или нет.
Но как бы там ни было, а приобретенный нами за шесть с половиной тысяч долларов «Pandemonium» беспрерывно катил через себя отпечатываемые страницы книг Кинга, и на прилавках книжных магазинов города уже стояли, гипнотизируя волю покупателей, «Безнадёга», «Кэрри», «Кладбище домашних животных», «Сияющий» и другие тома его собрания сочинений. Ряд этот постоянно пополнялся, только что, к примеру, был сброшюрован и увязан в пачки сборник его рассказов «Сезон дождя», который мы тут же перевезли на дачу, и поскольку дело уже приближалось к вечеру, то я сразу же и остался его тут сторожить, сменив на этом посту скучавшего на крыльце дома с очередной дочитанной книгой в руках Лёху. Надо сказать, что он, наверное, был единственным из нас троих, кто прочитывал всё, что сходило со «стапелей» нашей печатной линии. Я после Светкиных речей да статьи Антона Северского заглядывал в кинговские романы только от случая к случаю, Виталька Великодный большой любовью к художественной литературе и раньше не отличался, а вот Лёха неожиданно для нас пристрастился к этим глупым романам ужасов и прочитывал всё, что мы печатали.
Взяв у него свояковский мобильник, я сел на ещё не остывшее после его задницы место на деревянных ступеньках и прислонился спиной к перилам.
— Ну, давай, братан! — заметно оживляясь, хлопнул он меня на прощание ладонью по колену, чего я, откровенно говоря, терпеть не выносил и, если и не тыкал ему за это каждый раз кулаком в челюсть, то только потому, что это всё-таки был не кто-нибудь, а Лёха. Я ведь хорошо знал, что «стоит пальцем тронуть Лёху, будет он полгода охать», ну а слушать его нытье и оханье не то чтобы полгода, а хотя бы даже полдня — это такая, скажу я вам, пытка, которой я не пожелал бы и врагу.
Так что, еле успев сдержать уже рванувшуюся было в ответном ударе руку, я, от души матернувшись, резко тряхнул ногой и сбросил его ладонь с колена.
— Ладно, ладно, не буду! — отшатнулся он с нескрываемым выражением испуга на лице. — Я же по-дружески… Ты тут давай, не скучай. Возьми вон почитай книгу, если хочешь. Я поправлял днём наклонившуюся стопку, и одна пачка, упав, разорвалась, — кивнул он на лежащую на крыльце книгу в пёстрой обложке.
