В толпе шустро сновали официантки — двадцатилетние пареньки в нарядных черных ливреях, расшитых золотом. Фрачное озеро колыхалось, то и дело вспыхивая бликами серебряных подносов, на которых разносили напитки и угощения.
Сигарный дым поднимался над головами тонкими голубовато-серыми струйками, создавая впечатление множества курящихся в огромной долине вулканов. Дым уползал к потолку и собирался в неровное бугристое покрывало, постепенно рассеиваясь, втягиваясь в темные пещеры вентиляционных отдушин.
Приглушенное мягкое освещение, сочетающее в себе натуральный — нескольких сотен свечей, и электрический — трех десятков роскошных хрустальных бра и полусотни стоящих на столиках ламп под розовосалатовыми абажурами — свет, придавало вечеру некую атмосферу таинственности и зыбкой нереальности. Легкую и тонкую, как вуаль.
У дальней от входных дверей стены возвышалась эстрада, украшенная цветами, на которой стояли пятеро музыкантов, наигрывающих негромкую романтическую итальянскую мелодию. Она заполняла гостиную, ненавязчиво вплетаясь в монотонный гул людских голосов. Еще было слишком рано для горячего танца.
Отгораживая эстраду от зала, стоял длинный стол, предназначенный для молодых, родителей и ближайших родственников. Он ломился от яств, огромного количества бутылок с пестрыми этикетками, среди которых наименее известной была «Вдова Клико», и бессчетными корзинами и вазами, полными живых цветов. Цветочная торговля Нью-Йорка была представлена в полном объеме, начиная с пионов и хризантем и заканчивая изысканными, элегантными тюльпанами и нежными розами.
Хозяин и виновник торжества — отец молодой невесты — обходил приглашенных, здороваясь с ними, перекидываясь с каждым, хотя бы парой фраз. Никто не должен чувствовать себя обделенным вниманием. То тут, то там вспыхивал смех, разбавляя тягучую, как хороший ликер, вязкую завесу слов, взлетая над ней, музыкой и табачным смогом, будто фейерверк.
Белые колонны, подпирающие высокие потолки, обвивали яркие гирлянды. Длинные, словно змеи, искрящиеся всеми цветами радуги. Воздушные шары, подвешенные к перилам балконов, галерей, к тем же колоннам, едва заметно подрагивали, раскачивались, создавая ощущение, что это не они, а весь дом извивается, колышется в вечерней прохладе бруклинского вечера.
Скоро, скоро должно начаться веселье. Настоящее, бурное, с танцами и зажигающими песнями. Когда смех заглушает даже несущуюся с эстрады тарантеллу. Но пока еще есть время переговорить о своих делах, решить неотложные проблемы, завязать нужные знакомства и, конечно, выразить почтение Эдуардо Прицци, сияющему, как солнце в безоблачный жаркий день.
