«Не погружаться» значит понимать, что чувство злости, зависти или страха, не делает меня постоянно злым или завистливым человеком. Это просто мимолетные состояния разума.
План Брак показался мне в высшей степени действенным. При этом она сама сначала казалась мне раздражающей, теперь же я находил в ее манере что-то приятное. В конце концов, она разбиралась, как в буддизме, так и в психоанализе, то есть всю жизнь помогала людям. И в который раз я с неприятным ощущением понял, что несправедливо сужу о людях.
* * *
Всего через несколько недель я применил ее совет, и оказался за водопадом.
У меня был на редкость дурной день. Сначала я узнал, что Дэвид Мьюир провел неделю на Гаити и сделал серию сюжетов о предстоящей шестимесячной годовщине землетрясения, которое разрушило на острове все, кроме самого острова. Справедливо или нет, но я думал, что землетрясение – это «мой» сюжет, потому что из всех репортеров АВС я был первым, кто оказался там после происшествия. Потом же почти сразу я узнал, что Дэвид замещает этим вечером Диану в «Мировых новостях», и еще он должен был вести «Доброе утро, Америка» на предстоящих выходных. Это означало, что он, вероятно, тоже претендует на место ведущего, и мне это не было на руку.
Достаточно сказать, что я был не в духе. Я чувствовал себя уставшим без особой причины и срывался на людей. Я опять прыгнул на диван в своем кабинете, но на этот раз вспомнил про метод ЗВОН, особенно про обследование себя на предмет проявлений внутреннего беспорядка.
Отмечаю: гул в груди.
В голове что-то колотится.
Трущобы в Миннесоте через полгода, гарантированно.
Отмечаю: волнение.
Гул, тряска.
Горячие мочки ушей.
Я не пытался это остановить, я просто это чувствовал. Я «отпускал», «разрешал» и «наблюдал».
Гул. Давление. Гул.
У меня получается! Я осознаю свой гнев!
Отмечаю: поздравление.
Напоминало киношный эффект «кадра в кадре». Обычно мои внутренние помехи заполняли весь экран. Когда же я нажал на кнопку осознанности, начало проясняться. Мысли крутились где-то на других орбитах, они еще полыхали, но уже меньше. В этом было что-то журналистское, или, по крайней мере так, как журналисты сами себе твердят. Объективность. Беспристрастность. Честность и спокойствие, если угодно.
Это было откровением. Голос в моей голове, который я всегда воспринимал всерьез, просто потерял власть. Я словно заглянул за ширму и увидел, что Гудвин – всего лишь испуганный дряхлый старик. Это не только сняло боль в данный момент, но внезапно наполнило меня чувством надежды. Я поверил, что смогу убирать грязь, которую эго продолжает выбрасывать.
