А между тем Амвросий, ратуя против всесильного Охотного ряда, не видел, что этим он скопляет над собой и над всей Москвой страшный горючий материал. Он не видел, что сера уже клокотала под землей. По улицам уже ходили рассказы о "сониях", о "пификах", о плачущей иконе... Имя "не русского" архиерея начало повторяться чаще и чаще.
- У него, матыньки, келейник, запорожец во какой! Сама видела.
- С косой; мать моя, и табачище жрет.
- Вон у него в Воскресенском брат архимандритом, Никоном называется, настоящий Никонишко-табашник.
- А там, мать моя, к попу Мардарию пифик, сказывают, приходил...
- Какой пифик, родимушка?
- А страшный, коленками назад.
- Владычица-матушка! Укрой от глада и мора!
И стоном стонет Москва от своей глупости. А между тем мор не унимается. Народ начинает озорничать, нет-нет да придерется к чему-нибудь или к кому-нибудь, да в салазки, да за волосы, и пошла потасовка на улице... А уж "чужой" и не подвертывайся: свои собаки грызутся, чужая не мешайся, разорвут.
Вон от Троицы-на-рву, мимо Винных рядов, мастеровые несут покойника. Хмурые лица такие. "Гулящий попик" уже впереди, вытащил из-под монатейки крестик, забыл о "пифике" и уже козло-гласует: "Житейское мо-о-ре!.."
В тот же день, возвращаясь из своих разъездов Варварскими воротами, веселый доктор вдруг велел своему вознице остановиться. Что-то на площади привлекло его внимание...
По площади шел солдат, лицо которого особенно резко бросалось в глаза своими густыми бровями. Рядом с ним бежала собачонка и заглядывала в глаза своему спутнику. Солдат, видимо, рассуждал о чем-то, обращаясь к собачонке, а собачонка, казалось, понимала его.
- Да-да! - пробормотал доктор. - Да это, кажись, старый знакомый. Да и собачонка наша.
Солдат поравнялся с доктором, продолжая разговаривать с собакой.
- Эй, служба! Здорово! - закричал доктор.
Солдат остановился, а собачонка разом весело залаяла и приветливо замотала хвостом.
- Али не узнаешь азовца, Рудожелтый Кочет? - улыбался доктор.
- Ах, ваше благородие! Как не узнать вас? - радовался солдат.
- А! Узнал, рыжий!
- Вас-то не узнать! Да будь вы иголка, так я вас в стоге сена сыскал бы.
- Так-так. Вон и Маланья узнала. Ах ты, псина глупая!
Собачонка, казалось, одурела от радости, она так и лезла на дроги.
- Какими судьбами сюда попал с Прута, рыжий? - спрашивал доктор.
- Да с полковником Шаталовым, ваше благородие, из Хотин-города.
- Давно? И как пробрались в Москву?
