Твой вклад в эпидемию ожирения вызывает насмешки.
Тщетные попытки похудеть усугубляют мучения. Врачебный такт – последнее, на что незадачливая секретарша может рассчитывать в компании этих ребят.
(9:16) Медсестра Фаулер:
– Учти, если под тобой опять сломается кресло, его уже не получится списать по статье мелких расходов.
Она замирает в ожидании моей фирменной кислой мины. Не дождется. Настоящее легче переносить, когда знаешь будущее. Только не говорите об этом медсестре Фаулер – зря потратите время, которое можно потратить на мармеладки.
– Чему ты так радуешься? – хмурит она ботоксный лоб. – Что, в «Данкин донатс» теперь жарят пончики на антидепрессантах?
Синяя птица мечты поет в груди.
– Спасибо, что позвонили в Медицинскую группу Брекенриджа, мисс Миранда Притчард на линии!
Медсестра Фаулер закатывает глаза и топает прочь.
Ей невдомек.
Здесь никто не знает.
Это мой маленький грязный секрет.
Спустя четырнадцать фунтов и один одежный размер медсестра Фаулер говорит всем, кто готов ее слушать:
– Притчард такая веселая, будто хахаля завела. Ну, или бомбу собирается подложить. – Она по-детски топает ножкой в туфельке от Веры Вон, будто боится потерять корону на конкурсе красоты.
Я грежу наяву:
«Локоток-ладошка, глубоко дыши,
Нос повыше, улыбайся и маши».
Держа бедра наизготовку, медсестра Фаулер призывает:
– И будьте бдительны, если вдруг завоняет тухлыми яйцами. Это бывает не только от того, что кто-то пернул.
Я разворачиваю второй гамбургер и слышу, как ее пухлые губы произносят:
– Точно так же пахнет пластиковая взрывчатка.
Я думаю:
«Плечи прямо. Взгляд направо.
Взгляд налево. И вперед».
– Дуреха, это сульфид аммония, – фыркает доктор Аллен. – Ставлю три к одному, она опять на таблетках. С кем поспорим?
«Апидексин», «Фенфедра» и «Декаслим».
«Лептовокс» и «Липофьюз».
Девяносто три процента неудач.
Когда ищешь один успешный вариант из десяти тысяч возможных разочарований, сложнее всего убрать из уравнения свою покорность и силу воли. Найти способ, который позволит быть собой. Остальное – дело времени.
Сколько бы его ни потребовалось.
Еще один месяц.
Спустя двадцать четыре фунта и три одежных размера, когда одиннадцать шоколадных эклеров взывают к возмездию из моего живота, а голая задница елозит по заваленному бумагами столу, я насчитываю – одно, два, четыре – четыре пигментных пятна на черенке доктора Спайсера каждый раз, когда тот вынимает его из меня.
– Черт, ну ты и похудела! – пыхтит он.
