Обожженные языки | страница 44
Моя жизнь неуклонно катилась под откос. Казалось, падение длится долго, как в замедленной съемке, но на самом деле оно заняло только пять месяцев.
Сначала в издательстве провели сокращение штатов из-за финансового кризиса и мою должность объявили ненужной. Я никак не мог найти новую работу, и жена решила, что больше не хочет со мной жить. Самое ужасное – я разучился писать: сколько ни пытался, не выходило ни строчки. Я все глубже утверждался в мысли о своей посредственности.
Некоторые убеждения особенно живучи; когда они все-таки испускают дух, тебя трясет и колотит, будто в груди бьется миллион бабочек. Это состояние похоже на смерть, на бесконечное падение. Как только все проходит, ты остаешься лицом к лицу со своей неприкрытой сущностью. Кому-то удается выйти из этого горнила обновленным, но большинство окончательно теряет веру в себя.
«Выход здесь» опубликовали во вторник, двадцать девятого января две тысячи восьмого года. Поначалу роман не вызвал у меня интереса: раньше я искал в книгах спасения от реальности, а теперь мне хватало крутых виражей в своей собственной жизни и воображаемые коллизии привлекали куда меньше. Но стоило прочесть первую главу, и я пропал. Я читал книгу с остервенением, жадно глотая и впитывая каждую строчку. Так некоторые читают Библию – в надежде постичь, кто они и в чем смысл жизни.
Судя по всему, творческий кризис настиг меня и Свонстрома одновременно, быть может, в один и тот же миг. Раньше он каждые два года, как часы, выдавал свежий роман. «Выход здесь» стал исключением; после него Свонстром умолк. Вероятно, он переживал острый творческий кризис, и этот факт всерьез меня беспокоил.
Когда твоя жизнь состоит из длинной череды поражений, ты готов ухватиться за любой шанс разорвать порочный круг и прекратить таскать свое измученное тело на опостылевшую работу. Такой шанс мне всегда давали книги Свонстрома. После каждого нового романа я год и одиннадцать месяцев жил ожиданием следующего.
Более того, книг мне было мало. Я хотел знать все об их авторе. Свонстром за всю жизнь не дал ни единого интервью, и я по крупицам вылавливал информацию о нем в газетах и журналах. После каждого нового романа в прессе выходили статьи, где развернуто разбирались идеи автора, скрытые в его насыщенном тексте. Однако сам писатель оставался в тени, вечно недосягаемый. Видите ли, Дон Свонстром был величайшим в литературе затворником. О нем практически ничего не было известно, кроме нескольких личных писем, проданных с аукциона по семьдесят пять тысяч долларов за каждое; и даже в этих письмах он оставался крайне сдержанным.