Нельзя не заметить, что существующая в отношении церковной собственности теория пожертвования стремится объяснить лишь правомочность претензий современных религиозных институтов на экспроприированное после октябрьского переворота церковное имущество. Она не учитывает ни сложности качественного состава церковной собственности, ни ее многоцелевого характера, ни фактора непосредственного правопреемства, ни роли и ответственности конкретных христиан, общин и институтов, связанных с пользованием и распоряжением этой собственностью. С одной стороны, такое мнение представляется удивительной примитивизацией идеи новозаветной жертвы по ветхозаветному образцу, где пожертвованное попадало в полное распоряжение храмового священства. С другой стороны, присущие этой теории представления о церковном имуществе как об «общецерковной собственности» переносят нас из области восточно-христианской традиции в сферу права Римско-католической церкви эпохи Средневековья.
Традиционно в христианском богословии жертва рассматривалась не как отчуждение, а как посвящение собственности Богу, что предполагало личную и корпоративную ответственность за ее правильное и целесообразное использование. На этой ответственности в Византии и на Руси было построено пусть не до конца сформулированное, но все же вполне определенное ктиторское право со всеми особенностями его наследования [4] Это право представляло собой скорее ряд обязательств, предусматривающих выход ктитории из состояния абсолютного права частной собственности [5]. Естественно, что права жертвователей и общины многократно оспаривались клиром в истории. Однако смысл и судьба церковной собственности могут быть поняты исключительно на основе соединения учения о целевом характере церковного имущества и его общинной принадлежности.
В наиболее полном виде представление о церковной собственности как о целевом имуществе было сформулировано епископом Никодимом (Милошем). Это имущество всегда было связано с осуществлением разнообразных и широко понимаемых интересов Церкви [6]. Такое понимание требует коллегиально-соборного решения при распоряжении имуществом, обременяет его определенными ограничениями-сервитутами, допускает отчуждение вещных прав и не предполагает абсолютизации права собственности, связанного с «властью исключительно и независимо от посторонних лиц владеть, пользоваться и распоряжаться имуществом вечно и потомственно». Следовательно, мы вправе заключить, что характер надлежащего распоряжения церковным имуществом определяется и контролируется самим церковным народом в соответствии с исторически понимаемой пользой Церкви. Вследствие этого нельзя настаивать на единообразном и неизменном характере употребления церковного имущества, в том числе и предметов литургического характера, во все времена существования христианства. Каждая эпоха ставит перед Церковью новые задачи, а Церковь предлагает новые формы имущественного служения…
