И я невольно улыбнулся, вспомнив, как она ловко подставила подножку одному из сатанистов, он упал перед ней на колени и, после сильного удара миниатюрным сапожком под дых, во весь рост растянулся на полу.
– Ну, почему мы не вызвали милицию? – повторила девушка.
– Если бы мы знали наверняка: чья она, милиция? – мрачно заметил я. – И не полиция ли она вообще?
Василек махнул рукой.
– Пока бы они приехали… Да и потом, кто позволил разгуляться этой бесовщине?..
Он вновь закрыл лицо руками.
– Ну, не надо, Васька, – я отвел его руки и посмотрел в синие-пресиние глаза. Но василькового поля в них не увидел. – Ты же не мог знать… Не мог…
– Да каждый бы использовал хоть малейшую возможность, чтобы спастись от нашествия твоих “пушкинистов”, – Майя постаралась также поддержать Василька. – Это ведь тоже сатанизм, хотя и скрытый.
Он посмотрел на нас с благодарностью.
– Спасибо за все, ребята. Спасибо всем вам, – Василек вытащил из-под свитера свой маленький крестик. – Я никогда не был верующим. Никогда. Даже когда чудом выжил, когда увидел в Афгане васильковое поле… Даже когда держал в руках крестик погибшего товарища… Моя вера скорее была сказкой. Но я знал… Чувствовал, понимал, что это мое… Кровное… От наших… И не важно, хожу я в церковь или нет… Но надругаться над этим… Над нашим…
– Ты прав, Вася, – я положил руку на его плечо. – Все мы далеко не святые. Но это все наше. Все наше. И мы никогда не позволим всяким сволочам его поганить.
– Никогда, – Василек вдруг резко изменился в лице. – Не позволим.
Он сжал кулаки.
– Нет, не позволим. Я навсегда запомню этих подонков. Они еще за все заплатят. За все…
– Заплатят, – твердо повторил один из парней, потирая синяк под глазом. – Если что – обязательно позови. Нас тут неподалеку очень много. Целая общага художественного. И если что… А пока давай-ка, мы поможем тебе прибраться.
– Спасибо ребята, спасибо, – Василек крепко пожал руку всем по очереди. Уже ушло отчаяние, высохли слезы, растворилась злоба. В его взгляде появилась благодарность. И опять – безбрежное васильковое поле… И пусть бой был еще не выигран. Каждый из нас чувствовал, что на этом поле брани он не один.
А потом, часть всей этой бесовщины мы сгрузили в кучу и сожгли во дворе. Огонь, яркий алый, взметнулся ввысь, к небу, и от этих извращений осталось лишь кучка пепла. Резко пошел дождь, который хлестал по пепелищу, и оно превращалось в грязное месиво. А изуродованные настоящие иконы студенты – художники забрали с собой.
