Нарисуй мне в небе солнце | страница 29
Так мы бились-бились два месяца над отрывком, и незадолго до экзамена я поняла – меня отчислят. Выхода – никакого. Что бы я ни делала, как бы ни играла, как бы ни меняла отношение, настроение, интонацию – Чукачин багровел при первом звуке моего голоса. В искусстве только так и должно быть, наверно. Нравится – не нравится. Иногда совершенно неуловимо, непонятно почему. Вот как с первой минуты на первом же прослушивании невзлюбил он меня, так и невзлюбил. Так и трясся, видя меня. И хотел только одного – больше не видеть никогда.
За два дня до экзамена я подошла к Волобуеву.
– Что? Как дела? Что такая грустная, Катя? – Волобуев был старшим преподавателем на курсе и формально, да и не формально, а по-настоящему был главнее Чукачина. И мне симпатизировал, я это чувствовала.
– Мне Чукачин собирается двойку поставить на экзамене. У меня очень плохой отрывок, Алексей Иванович… В смысле, я плохо играю…
– Шекспир?
– Шекспир, – вздохнула я.
– Королева…
– Елизавета. Но только я не королева, Алексей Иванович, ну это совсем, наверно, не мое, никакой королевы у меня не получится…
– Что это вдруг? – прищурился Волобуев.
– Ну какая я королева…
– А кто ты? – засмеялся народный артист. – Зайчик с трогательными ушками, что ли? Плечи расправь, говори пониже, не пищи, в пол не смотри – вот и королева настоящая.
– Я…
– Хорошо, – Волобуев потрепал меня по плечу, – не переживай так, я все понял. Давай сегодня вечером, после последней пары, в девятнадцатую аудиторию приходи. Не задерживайся только. А то у меня завтра утром съемка, рано вставать надо.
– Спасибо, Алексей Иванович!
Я никому не сказала, даже, на всякий случай, Альке не обмолвилась, что Волобуев согласился со мной порепетировать. Почему не сказала, не знаю. Может быть, потому что все без исключения, и Алька тоже, были к нему неравнодушны. У всех были мальчики, или уже мужья, или женихи, или даже два… Но в Волобуева все девочки были влюблены – безоговорочно. Его нельзя было не любить. Он никогда не ругался, его практически никто и ничто не могло вывести из себя, он был остроумный, всегда свежий, выспавшийся, аккуратный, со всеми вежлив и дружелюбен. Но это не повод, чтобы любить мужчину, нет.
Что-то в нем было от идеала, наверно. Высокий, стройный, статный, мужественный, яркий и… хороший. Не вредил, не интриговал, не унижал, на раз-два-три решал все споры и ссоры. Полная противоположность Чукачину, одним словом. Но Волобуев никаких провокаций в свой адрес со стороны студенток не допускал. Он отлично знал, что пользуется успехом, и… никак им не пользовался.