А не получила ли и я, его супруга, воздаяние по заслугам, спросите Вы, и ответ будет безрадостным. Я перенесла болезнь, болезнь тяжелую, и долго находилась между жизнью и смертью. Одна лишь нежная забота брата моего Генри, который днями и ночами оставался у моей постели, держа меня за руку, моля и заклиная не покидать его, одна лишь теплая привязанность близкого существа вернула меня в этот мир, чтобы и дальше сносить все тяготы земной юдоли. Но стоил ли дар жизни, возвращенной мне братом, перенесенных им горестей и страданий? Кому об этом судить? Уж верно не мне. Теперь состояние мое улучшилось, однако до полного выздоровления еще далеко, слишком далеко. Доктор прописал мне деревенский воздух. Но Ормистон-Хаус мне ненавистен, а поместье Генри в Эверингеме, по мнению доктора, мне не подходит — тамошний климат чересчур суров. Так где же провести несколько месяцев, пока здоровье мое не поправится?
Можно ли удивляться, душенька Фанни, что все эти годы я вновь и вновь возвращалась мыслями к дорогим сердцу воспоминаниям о чудных аллеях, тропинках и лужайках милого Мэнсфилда, об игривом сладком ветерке, овевающем зеленые рощи и цветущие кустарники?
Признаюсь, не одно лишь место это влечет меня. Помимо брата и моей дорогой покойной сестры, самыми близкими, самыми верными друзьями, имевшими наиболее благотворное влияние на меня за всю мою никчемную короткую жизнь, я почитаю Вас и Вашего мужа. Могли бы Вы и мистер Эдмунд Бертрам — я пишу его имя рукой нетвердой и робкой, — могли бы Вы найти в себе силы забыть ошибки прошлого, могли бы простить заблудшего, оступившегося, но искренне любящего Вас друга? Я глубоко верю, что лишь беседы с Вами, Ваши мудрые наставления, лишенные всякой искусственности и лицемерия, способны оказать целительное воздействие на расположение духа моего и образ мыслей. Смею ли я в ничтожестве своем просить о дружбе с теми, кого почитаю за образец нравственной чистоты и благородства? Могу ли надеяться, что меня примут в Мэнсфилде?
Единственное слово, один лишь росчерк пера, Фанни, положит конец этим безумным мечтам. Вам довольно будет лишь отписать «нет» Вашей докучливой подруге, и она тотчас оставит свой дерзкий замысел. Возможно, я слишком многого прошу. Но, может статься, Вы с Эдмундом (ну вот, я вновь вывела своей рукой его имя), живя в довольстве и изобилии, не откажетесь бросить несколько крошек с Вашего богатого стола? Уверена, подобные благодеяния Вам нередко доводится оказывать счастливым прихожанам Мэнсфилда в милосердном служении Вашем.
