Блю пожал плечами, не желая признаваться. Разговор был для него болезненным, и по какой-то причине это немного расположило Элли к нему.
— Они все тебя любят, — сказала она и провела ступней по его ноге. — А я никогда не слушаю сплетни.
Он слегка улыбнулся:
— Лгунья!
Элли немного покачалась в кресле, вдыхая ночной воздух и размышляя о том, каково быть ребенком в таком доме.
— У тебя было прекрасное детство.
— Да, — тихо ответил он. — Теперь ты. Расскажи о своем зеленом времени, Элли.
Его завораживающий голос заставил ее представить себе, как бы он говорил это ей на ухо, если бы они занимались любовью. Она хотела отпить еще виски, но с удивлением обнаружила, что ее стакан пуст.
— Могу я налить еще?
— Давай я налью.
— Я могу и сама. — Она встала. — Я помню одно лето. Мне было тринадцать лет. Моя бабушка работала в булочной, но взяла отпуск на все лето, чтобы провести время со мной, пока я не стала слишком большой, чтобы радоваться ее компании. — Налив виски, она снова села. — В этот год мы вырастили огромный урожай. У нас всегда росли ревень, и горошек, и кукуруза, но тем летом мы посадили все, что только могли придумать. Арбузы и дыни, и георгины размером с суповую тарелку, о которых говорил весь город, я не шучу. Это была тяжелая работа, и бабушка заставляла меня полоть, даже когда я не хотела, но знаешь — это действительно было какое-то чудо. Местная газета даже напечатала фотографию нашего сада. — Она вздохнула. — Теперь я, когда ощущаю запах ревеня, всегда вспоминаю то лето. — Молчание, легкое, как влажный воздух, установилось между ними. Элли продолжила: — Следующим летом умер мой дедушка. Вот тогда начались синие времена.
— Как получилось, что ты жила с бабушкой? А где была твоя мама?
Элли насторожилась.
— Она была как бы неуравновешенной и умерла, когда мне было два года. Я ее совсем не помню.
— А твой отец?
— Я никогда его не знала, — осторожно проговорила она и, чтобы убедиться, что Блю ничего не заподозрил, добавила: — Не думаю, что она сама его знала. Ведь это поколение выступало за свободную любовь, помнишь?..
Он вытянул ногу и поставил босую ступню выше ее ступни.
— Бедняжка Элли, ты заставляешь меня чувствовать себя плохо.
— Каким образом?
— Я думаю, ты права, что по самой своей сути я трус. Вот почему я бы предпочел жить в бесцветном времени.
Его нога слегка подвинулась, и Элли захотелось сбросить шлепанцы и поставить ступню ему на щиколотку, просто чтобы касаться его. Она знала, что если сделает это, ее ожидает следующий шаг. И поэтому сказала:
